Я быстро помыла волосы, а потом и тело. Между ног все ныло после того, как Койн в меня вбивался, а задницу пощипывало. Интересно, как долго мое тело будет его помнить? После душа я перешла в режим дочери-светской львицы. Волосы. Лицо. Ногти. Кожа. Я потратила безбожно огромное количество времени, чтобы привести себя в соответствие с папиными требованиями. Он принимал только совершенно, никак не меньше. Достаточно было спросить мою мать. Она никак не могла достичь того уровня, который ему требовался, отчего в итоге и покончила с собой. А потом его одержимость сфокусировалась на мне.
Синяки на шее и груди были слишком темными, чтобы их удалось замазать. Впрочем, мне и не хотелось. Часть меня мечтала восстать против отца. Сообщить ему, что я выходила за пределы его мира, и меня пользовали мужчины. Это будет самый лучший протест. Ухмыльнувшись, я стала искать в шкафу самое откровенное платье, чтобы оно ни в коем случае не скрыло синяки. Взгляд остановился на облегающем красном шелковом платье. Оно обнажало плечи и низко сидело на груди. По обе стороны длинной юбки шли высокие разрезы, потому при ходьбе становились заметны синяки от пальцев Койна. Надев свои туфли-лодочки от Джимми Чу, я украсила уши и запястья сверкавшими драгоценностями. Вспомнив, что моя диадема, подаренная Койном, осталась у него, я испытала боль утраты.
Однако я сморгнула слезы и выпрямилась. Мне нельзя показывать слабость. Только не здесь. Подойдя к своей двери, я постучала, прекрасно зная, что Риналдо стоял по другую сторону. С тихим щелчком он отпер дверь и уставился на меня жадным взглядом.
— Замаскируй все это, — вдруг рыкнул Риналдо.
— Я уже пыталась, — соврала я. — А теперь вперед, придурок.
Он позволил мне протиснуться мимо него, и я понеслась по коридору с напускной уверенностью. Только вот внутри все дрожало. Я не хотела видеть своего отца. Не желала быть здесь. Но все же осторожно спустилась вниз по лестнице и направилась к столовой. Отец сидел в самом конце стола, рядом с ним стоял пустой стул. Остальные были убраны. На столе стояла полупустая бутылка коньяка. Лицо папы покраснело, а значит, он был на полпути к срыву.
Великолепно.
Повернувшись ко мне, отец подставил мне щеку. Как дрессированная собачка, я подошла к нему и запечатлела на его коже поцелуй. Но прежде чем я успела отстраниться, он схватил меня за горло. Налитые кровью глаза осматривали мою обнаженную кожу. Наконец, из его груди вырвался рык.
— Койнаков с тобой это сделал?
«Койнаков?»
— Да.
— Ублюдок, — он ласково провел по моей шее. — Решил мне отомстить?
Я вырвалась из его хватки, потерев шею.
— Что? Нет. С чего ты взял?
— Фрэнсис, принеси ужин. Моя дочь проголодалась.
Я уже привыкла, что отец игнорировал меня и менял тему разговора. На этот раз я не стала возражать, поскольку это означало, что он оставил меня в покое на время ужина.
Но что будет, когда мы опустошим тарелки?
После утомительного ужина, вынужденная наблюдать, как мой отец напивался на чертиков и разглагольствовал о том, как он чертовски богат, я все же сбежала к себе в комнату. Несмотря на то, что была заперта внутри, я воспринимала ее скорее как убежище. Сняв платье, я натянула ночную сорочку и забралась в постель, а потом ворочалась с боку на бок, пытаясь заснуть и в полудреме видела Койна.
На живот опустилась теплая рука.
Она стала подниматься все выше и выше, пока не обхватила грудь.
Застонав, я сдвинулась, прося Койна прижаться ко мне членом. Уступив, он потерся об меня и ущипнул за сосок. Я стала бормотать, чтобы он толкнулся внутрь. Чтобы забрал меня, сделав своей. Проигнорировав мои мольбы, Койн опустил руку ко мне между бедер. Стал тереть клитор снова и снова, пока я не стала всхлипывать от удовольствия.
Больше.
Я хотела больше.
Задрав на мне сорочку, он перевернул меня на спину. Его тело прижалось ко мне, устроившись у меня между ног. Я услышала знакомый звук разрываемой фольги презерватива, прежде чем он натянул его на свой член.
«Стоп».
«Нет».
Койн ведь никогда…
Голова полностью прояснилась, когда глубоко внутрь меня вогнали член. Я тут же поспешила мысленно убежать как можно дальше. Прочь. Прочь. О Господи. Как можно дальше. С каждым новым толчком он напоминал мне, что я принадлежала ему во всех отношениях.
Мне хотелось кричать, но я знала, что никто не придет на помощь. Никогда не приходил.
Вместо этого я стала вырываться, царапаться и брыкаться, однако все безрезультатно. Наконец, он обмяк поверх меня, назвал Джульеттой и застонал, достигнув освобождения. Затем грубо вышел из меня и споткнулся, снимая презерватив. В ванной вспыхнул свет. Я слышала, как он помочился. Кашлянул. Прочистил горло. А потом комната снова погрузилась во тьму.
Я замерла на постели, разрываясь между сном и реальностью. Пульсация между бедер напомнила, что это явно не сон. По вискам покатились горячие слезы, и я сильно прикусила губу, чтобы не разрыдаться.
«Пожалуйста, уходи».
— Сладких снов, милая, — пробормотал отец. — Увидимся за завтраком.
Щелчок.