Койот Санрайз

К чести Сальвадора, он железно выполнял просьбы типа как друзей. Высадка пассажиров прошла ровно так, как я просила. Они созвонились с тетей – уточнить, где она сейчас, а потом Сальвадор и его мама стали суетливо собирать свои пожитки. Сальвадор подошел ко мне с книжкой про Айвана, а я сказала: «Оставь себе», но в остальном я сидела и читала, ни на что не отвлекаясь. А потом мы туда приехали.

Встреча с тетей была назначена в ресторане недалеко от гостиницы, где она остановилась. Мы зарулили на парковку, и Сальвадор и его мама ужасно обрадовались, увидев через окно ресторана, что тетя уже сидит за столиком. А я все читала, почесывая пушистую спину Айвана.

Кое-кто сказал вслух: «Прощайте», но я в этом не участвовала. Родео и Лестер пожелали Сальвадору и миссис Веге удачи, помогли выгрузить чемоданы и прочие вещи, и, наверно, были дружеские объятия и как там обычно положено – я не приглядывалась.

Родео и Лестер влезли в автобус, дверь закрылась, а я случайно подняла глаза от книги и увидела в окно ресторана, как тетя Сальвадора вскочила, когда он и миссис Вега вошли, и опять начались всякие объятия и какие-то взволнованные разговоры.

Приятно, должно быть, встретиться с родными после разлуки.

Я снова уткнулась в книгу.

Родео устроился в кабине, посмотрел на меня с секунду, а потом спросил: – Как дела, детка-конфетка? – а я только сказала: – Давай, раскочегаривай свою колымагу, старик, – даже глаз от книги не подняла, но увидела боковым зрением его кивок, и мотор завелся, и мы тронулись в путь.

Правда, я украдкой глянула еще раз. Просто мельком посмотрела в окно – мне все равно надо было откашляться.

Миссис Вега разговаривала с сестрой; они держались за руки и смотрели друг дружке в глаза, шептались, кивали. Так, как делают все сестры на свете.

Сальвадор стоял рядом с ними. Стоял посреди ресторана, держа под мышкой тот самый грязный старый колпак от автомобильного колеса. И смотрел на меня, приподняв свободную руку – махал мне.

Моя книга была намного интереснее, чем прощание со всякими там тупыми парнями с идиотскими колпаками от колес в руках.

Брось, Койот, не юли – на душе было мерзко. Ужасно мерзко. Нет, не от книжки, которую я читала. А от того, что с этим идиотом приходится прощаться. Вот в чем мерзость. Я заморгала, раздула ноздри, стиснула зубы и напомнила себе, что все хорошо, у меня все хорошо, все идет хорошо.

– Эй, ромашка-промокашка, – окликнул меня Родео, когда мы покатили к выезду на улицу. – Расскажи-ка мне сказку.

Я захлопнула книгу, сделала глубокий вдох – очищающий душу, прочищающий мозги, изобразила губами что-то отдаленно похожее на улыбку. Я знала: так надо. Так мы идем по жизни. Ну, наверное, так мы и должны идти…

– Жила-была… – начала я. – Жила-была… лошадь.

– О, обожаю лошадиные истории. Валяй, детка.

Я чувствовала, что Лестер, сидящий по ту сторону прохода, не спускает с меня глаз. И мне это ничуть не нравилось. Я отложила книгу, прижалась лбом к стеклу.

– Короче, лошадь была неукротимая. Всегда клялась, что никому никогда не даст себя оседлать. Скакала по прериям одна, и ее грива и хвост развевались по ветру. Она была свободна, – я проглотила подступивший к горлу комок, попыталась говорить звонким, безмятежным голосом. Почему-то не получалось.

– Понятно, – пришел на помощь Родео, – а потом?..

Я вдохнула. Выдохнула. В автобусе, как мне казалось, было ужасно пусто, и эта пустота мешала мне сосредоточиться.

– А потом… А потом, как-то ночью, она бегала, и… и рядом с ней пролетел филин. И посмотрел на нее с высоты. Она бегала наперегонки со своей тенью, которую отбрасывала в лунном свете.

– Ого! Классный образ, Койот.

– И филин сказал… э-э-э… он сказал… Ну-у, он спросил у нее…

– И что он спросил?

Я подняла глаза на Родео. Он барабанил пальцами по рулю, тряс головой, слегка ерзал на сиденье. По его лицу блуждала легкая улыбка. Он всегда так себя вел, когда мы снова отправлялись в путь.

Я уставилась на него.

У меня появился друг. И мы только что расстались с ним. Мы только что уехали от него. Теперь я снова одна-одинешенька. Родео все это знает. Знает как свои пять пальцев. И посиживает, улыбаясь, подпрыгивая на сиденье, потряхивая башкой под музыку.

– Что он у нее спросил? – повторил он.

– И это, по-твоему, счастье? – спросила я у него. Голос у меня стал скрипучий – какой-то хриплый шепоток. Не знаю уж отчего.

Родео перестал подпрыгивать и барабанить. Нахмурившись, оглянулся на меня.

– А почему он задал ей такой вопрос?

Я раскрыла рот. Но прежде, чем я успела ответить, вмешался Лестер:

– Эй! Притормози, друг. Что-то случилось.

Взглянув туда, куда указывал Лестер, я увидела его.

Вслед за нами по парковке бежал Сальвадор. Все с тем же несчастным колпаком под мышкой. Бежал что есть мочи и махал нам свободной рукой.

Родео нажал на тормоз, автобус остановился, Сальвадор, пыхтя, подбежал.

Сердце у меня в груди выделывало безумные коленца, но я, не обращая на сердце никакого внимания, вскочила и, когда Родео открыл дверь, была уже на ступеньках у двери.

Сальвадор стоял передо мной. Его грудь поднималась и опускалась.