Читаем Кока полностью

В Сололаки жил бородатый Эмиль, он мог достать любую пластинку за сутки-другие у евреев на Мейдане. У него Кока, выкрав всю бабушкину пенсию, купил за сто рублей пластинку Led Zeppelin II, сдувал с неё пылинки и учился под неё играть соло-партии, что очень не нравилось бабушке, которая саркастически спрашивала, почему певец вопит так, словно ему прищемили причиндалы, а другой визжит почище уличного кота Шошота? Своё возмущение она выражала ещё и тем, что периодически задавала вопрос, не хочет ли Кока учиться играть на контрабасе. “Тоже очень интеллектуальный инструмент!” – язвила она, но Коке контрабас категорически не нравился: звук у него, как у плохо натянутой верёвки, куда ему до фендер-баса!

Нападки, возмущение и ультиматумы соседей не имели предела. Коке не давали играть – тут же начинали колотить в стены или по батареям; порой было не понять: он ли это стучит, или соседка Лия, крашеная блондинка-парикмахерша, истерично колошматит в стену.

А Кока тем временем и через знакомых лабухов в Доме офицеров нашёл учителя по ударнику, Воку Шершукова, и упорно ходил к нему на занятия. Воке, молодому парню со жвачкой во рту, всегда было не до Коки: он вечно куда-то торопился, опаздывал. Наскоро показывал на круглой плоской резине какую-нибудь дробь:

– Вальс, чувой, это тебе не хер собачий, это мировой ритм! – И, приказав отстукивать три четверти, уходил на кухню, ел, пил чай, болтал по телефону или читал журналы, изредка появляясь в комнате, надувая пузыри из жвачки и одобрительно хмыкая:

– Молодец, чувой! Левую руку чётче! Три четверти – раз-два-три! Руки расслабь, распусти! У драммера все руки-ноги должны пахать отдельно, но одновременно! Правая рука бьёт по правой тарелке, левая – по малому барабану, правая нога – на бочке, левая нога – на чарльстонке! А ну, теперь босса-нову, что вчера учили! Босса-нова – это, чувой, тебе не кошка срыгнула, это великий ритм! Завтра димпитаури-дампитаури[76]будем учить! И не горбись! Центр тяжести должен лежать в жопе, а не в животе! Ударник – боец, он должен вести за собой всё воинство! Ногой не шлёпай по педали! Ты не балерина, носком бей!

Иногда начинал учить Коку:

– Группа, чувой, это тебе не ёжик чихнул, а пирамида: три точки – это три гитары, а верхушка – это ударник, он сцепляет музыку воедино. Купи метроном, под него лучше отбивки учить! Сегодня – свинг. Свинг, чувой, это главнейший мировой ритм! В свинге важен триоль: два частых, один долгий. Ударник – это отбойный молоток, он обязан держать ритм, чтоб всё не развалилось! Барабан – сердце жизни, пульс! После смерти душа драммера переселяется в барабан! А в Африке вообще атас: пока барабан кровью жертвы не омоют – не играют! – И опять уходил на кухню, где вёл по телефону тайные разговоры, включая при этом воду, “чтоб КГБ не слушало!”, но Кока улавливал:

– Чувой, я даю тебе бочку за два альта… Нет, за два!.. Моя бочка – фирма, стоит двести баксов, а твои альты – чешские, битые… Ты мне, кстати, ещё лаве должен за те бонги, что я тебе подарил… А разве не подарок – полтинник за два бонга? Подарок. Так что мозгуй… Не надумал тарелками махнуться? У меня есть хороший хет, но райда не хватает… Есть ещё бубен купить… Шаманский, за стольник, прямо из Сибири. Что? Как кому на хрен нужен?.. Да бубен – это тебе не комар перданул, это отец барабана!.. Ладно, чувой, вижу, с тобой каши не сваришь. Звони, если с бочкой надумаешь… – А иногда вылетали фразы совсем уже непонятные: – Том-томы к джембе… Райда не хватает… Парадидлы и тремоло… На дайре – труднее всего… Напольные, для коктейль-друма самое то…

А Кока старательно отстукивал на резинке ритмы, каждый раз надеясь, что в конце занятия Вока даст сыграть на настоящем ударнике, на большом комплекте, что стоял в отдельной комнате торжественно, как трон, покрытый чехлами. Вока неохотно пускал туда Коку, аккуратно снимал чехлы, всякий раз нервно надувая жвачку и предупреждая:

– Сильно не шмаляй! Барабан не порви, чувой! Чарльстонку осторожно жми, не сломай! На педаль сильно не дави! По тарелкам не бей! Такая тарелка дороже тебя стоит! – И после первой же громкой дроби или звона зажимал уши с причитаниями: – Всё, всё, кода, чувой! Это тебе не вошь накашляла, а ударник из бундеса, Ludwig! Штукарь за него папа отвалил! Хватит! У меня и так весь день голова болит! Время, чувой!

Иногда Вока в лирическом состоянии (от выпивки или травы) любил обрисовывать философию бита:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза