Кое-как сумели погрузить инструменты в прицепной вагон “кукушки”. И заснули, опохмелившись чачей из бутылки Вано Ивановича. А когда проснулись, “кукушка” стояла на путях в Боржоми, без людей. Грузовой вагон был пуст. Ничего!.. Ни гитар, ни барабанов, ни тарелок с чарльстонкой, ни динамиков, ни “Ионики”, ни их сумок – ничего!.. Только порванный шнур от соло-гитары и дряхлый усилитель, коим воры побрезговали.
Вано Иванович раскудахтался, побежал куда-то выяснять, не выгрузили ли случайно вещи в депо, но соло-гитарист, обнимая певицу, сказал: всё, ничего не найдут – и нашей группе конец; так в итоге и вышло.
Потом, года через два, Кока встретил Фантомаса, у которого на голове вырос пушок, и тот сказал, что видел свою бас-гитару и их “Ионику” в одном клубе, где группой заведует Вано Иванович.
– Неужели вся кража – его подстава? Но он же с нами был? И пил?
– Ну и что? – рассудил Кока. – Кому-то мог поручить это сделать: быстро всё вытащить и перегрузить в любой уазик. Иначе откуда у него наши инструменты? У воров купил?
История так и осталась нераскрытой. А Кока по сей день не может забыть свой звонкий
Было и ещё кое-что. Из-за любви к рок-музыке Кока забросил английский язык. Узнав ничтожно-глупое содержание большинства любимых песен, решил, что куда интереснее воспринимать тексты как набор звуков без смысла, как часть музыки. Слушая боготворимую им зеппелиновскую
И вот он узнал перевод
Но в целом рок-музыка открывала путь на Запад, где тепло, хорошо, обильно, спокойно, интересно, где цвета, звуки и краски, рок и ролл, – а вокруг была угрюмая, нищая, лицемерная серость гнилого застоя, покрытого тиной лжи.
Страсть к тяжёлому року осталась навсегда, заставляя руки и ноги двигаться в такт музыке, где бы она ни играла, причём все четыре конечности дёргались отдельно, как учил его не чихающий комар, а сам учитель Вока (ставший ударником в оркестре тбилисского телевидения)…
Уже засыпая, Кока слышал, как во дворике беседуют психи. Голландский он знал не очень, но всё-таки понимал.
Лудо:
– Совокупный вес всех людей на Земле – это триста миллионов тонн. Домашний скот весит совокупно в два раза больше – семьсот миллионов тонн. А весь животный мир – всего сто миллионов.
Ёп:
– Птиц считал?
Лудо:
– Нет. Они же в воздухе – как их посчитать? И зачем? Они землю не давят.
Ёп:
– Куда вообще делся пенис у птиц? Почему у них отнят главный символ?
Лудо:
– Как бы не так! У аргентинской утки пенис больше в полтора раза, чем сама утка, да ещё закручен штопором!
Ёп:
– Подумаешь! У горных ракушек пенис в сорок раз больше самой ракушки и отрастает каждый раз перед спариванием!
Лудо:
– У коал вообще раздвоенный пенис, у самок почему-то – два влагалища и две матки, хотя рожают они одного детёныша!
Ёп:
– А черепаха трионикс мочится через нос! У неё нос и пенис – в одном флаконе! Видно, Богу было лень возиться!
Лудо:
– А птицы размножаются путём клоакального поцелуя, трутся друг о друга клоаками – и готово! Совсем как люди! А почему? Никто ничего не знает и никогда не узнает. Мы – микробная пыль, что может пыль понимать?
Ёп:
– Эволюция – это гонка вооружений, виды соревнуются в умении выживать. Но главный хищник – человек, он проигрывает всей фауне в физическом развитии, но переиграл всех мозгом и умом, хоть и ведёт бесконечные межвидовые войны: так хищники в саванне воюют друг с другом за территорию, еду и воду.
Лудо:
– Но всё равно, как ни суди, самый беспощадный мир – это мир насекомых: все при встречах кидаются друг на друга, и побеждённый всегда тут же съеден!
Часть вторая
Ломка. Чистилище. Драма