Кока-гола компани

Симпель уверен, что видит, где у Берлица пересажены волосы, хотя тот вовсе и не пересаживал волос. У Берлица такой подозрительно гладкий лоб, какой бывает у сомнительно большого числа людей, перенесших пересадку волос, и именно из-за этого лба у Симпеля такие галлюцинации и возникают. На лбу Берлица нет ни единой морщинки, кожа выглядит так, будто она натянута на болванку, она сияет и блестит самым отвратным образом. Если начать со лба, то все его лицо — это колоссальное и ужасающее отсутствие мимики, и всё. Симпель не в состоянии смотреть на его лицо дольше половины секунды за один раз. Во-первых, из-за гладкого как внутренности лба и чрезмерно ухоженной бородки. Во-вторых, из-за ответного взгляда Берлица. Берлиц — мастер визуального контакта, или, как в случае с Симпелем, мастер отпугивать взгляды других, чуть более склонных к компромиссу людей. Симпель считает, что уставиться в ответ в харю Берлицу, которая так и светится воображаемой самоуверенностью и воображаемым перевесом сил, свыше человеческих возможностей. Проблема Симпеля в том, что Берлиц обретает реальную уверенность в себе и реальный перевес сил на деле, потому что у Симпеля взгляд становится загнанным и мечущимся. Его (Симпеля) глаза скачут по обстановке кабинета 217 в отчаянной попытке избежать психиатрического взгляда Берлица, прожигающего Симпелю любую щеку, какой бы он ни повернулся. Кабинет похож на перепрофилированную классную комнату, в которой не больше и не меньше обычных элементов обстановки классной комнаты, но Симпель не в силах вспомнить ни одного из этих элементов, когда он после окончания беседы выходит в столь же мрачный коридор. Он помнит кафедру и лицо Берлица. Точка. Остальное исчезает в утомительной дымке ощущений. Он понятия не имеет о том, какого цвета стены в кабинете, гладкие они или шершавые на ощупь, сколько окон на левой стене или каким узором изувековечен линолеум. Он не знает даже, висит ли за спиной Берлица черная доска, или это он так воспринимает исходящую от него черную ауру злобы. Висят ли над вероятной доской свернутые рулоном карты? Есть ли парты в глубине кабинета? Установлен ли вдоль правой стены поделенный на отсеки стеллаж из клееной фанеры? Украшены ли стены детскими рисунками? Наверняка. Но Симпель не имеет об этом ни малейшего представления. Да ему это и по фигу. Кабинет 217 существует в его изношенном регистре ощущений лишь в виде некоего навязчивого, давящего присутствия. Когда Симпель вспоминает о кабинете 217, а это бывает частенько, то воспоминание об этом помещении накатывает как пример из категории «здесь-ничего-не-найдешь-кроме-скучищи-и-неприятностей-и-дни-проходят-один-за-другим-и-все-время-темно-и-все-навевает-на-мысли-о-принуждении-и-долге-и-обязательном-посещении-школы-и-неизбежности-оплачиваемого-труда-и-достижениях-и-огорчениях-и-обязательных-огорчениях-я-не-желаю-здесь-находиться-но-я-всегда-здесь-все-равно-почему-я-вынужден-так-много бывать-в-подобных-местах-что-мне-уже-кажется-что-такие-места-мне-необходимы».

Можно сказать, что беседы в кабинете 217 подстегивают проектную активность Симпеля. Настала очередь Берлица-козла.