Тито представляли одной даме, с которой он вел, как в подобает для первого знакомства, серьезные разговоры.
– Как это могло случиться, сударыня, – спросил он ее, – что у вас есть уже такой большой сын?
– О, я вышла замуж, когда была еще ребенком.
Барышня, голландка, с которой познакомился затем Тито, тоже по ошибке зашла в
Дама, ямеюшая взрослого сына, тоже пополнила
145
список его временных спутниц жизни на океанском пароходе.
Несмотря на то, что Тито чувствовал некоторое угрызение совести, что покинул Мод, все же ел он с большим аппетитом. Есть люди, которые, страдая нравственно, лишаются аппетита: нравственные страдания оражаются у них на желудке; Тито же, наоборот, когда страдал от любви, ел за двоих.
В минуты раздумья Тито вспоминал свои печальные одинокие прогулки по Парижу и представлял себе Мод, которая все еще занимала его сердце.
Однажды вечером он сидел в курительной комнате против дамы, ноги которой, облеченные в тонкие светло-серые чулки, сверкали точно только что вытащенные из воды рыбки.
– Что вы делаете? – спросила его дама.
– Молюсь, – ответил Тито.
– Мне кажется, что смотрите на мои ноги! – запротестовала дама, делая ему l’oeil en coulisses.
– Мы, атеисты, так именно молимся.
В этот вечер Тито пошел молиться в каюту дамы с чулками гри-перль.
Море продолжало быть спокойным.
– Вы, кажется, ухаживаете за всеми дамами, – сказал ему сосед по табль-д'оту, раввин из Варшавы, который возвращался из Америки с собранными деньгами на дело сионизма.
– Да, – ответил Тито. – Дуэль воспрещается офицерам, но еще хуже, если они от нее уклоняются. Так же обстоит дело в смысле ухаживания: если выскажешь женщине свое восхищение ею – обидишь ее, но еще больше обидишь, если не выска жешь этого.
– Я думаю, вы прекрасно должны знать женщин, – продолжал раввин.
– Знать многих женщин, – возразил Тито, – еще не значит знать их психологию. Это все равно, что думать, что сторож музея может критиковать
искусство. Впрочем, что нужно для того, чтобы покорить женщину? Ничего. Довольно позволить себя покорить. Мужчина никогда не выбирает. Он только думает, что выбирает, на самом же деле его выбирают. Хотите пример? Посмотрите на животных. Самец почти всегда красивее самки. Что это обозначает? Что самець подлежит выбору. Самку не ищут, поэтому ей нет надобности быть красивой; самец же, наооборот: посмотрите на райскую птицу, какая она разноперая, а самка одета очень просто.
– Правда!- признал раввин: – Но не так трудно покорить женщину, как покинуть ее.
– Ошибаетесь! – запротестовал Тито. – Мужчина никогда не бросает женщину, а ставит себя в такое положение, что его покндают. Если же бывают такие исключительные случаи, что мужчина хочет бросить женщину, то для этого имеется верное средство: сказать ей в упор, угрожающим тоном: «мне все известно!»
– Что – все? – удивился раввин.
– Поверьте мне, что самая невинная женщина имеет в своем прошлом, настоящем или будущем что либо такое, что может быть этим «все», на которое вы намекаете.
Когда они приближались уже к земле, Тито пожалел обо всех своих мимолетных знакомствах и о приятно проведенном времени в обществе женщин разных рас, возрастов, культуры и воспитания.
Но как только он попал в поезд, который увозил его в Турин, от всей морской поездки осталось воспоминание в виде несколькнх папирос,
147
предложенных ему каким-то щедрым пассажиром, да солено-морской запах на коже.
Мысли его снова понеслись к Кокаине, оставленной по другую сторону океана: Кокаина, Мод, женщина, от которой убегаешь и снова возвращаешься; женщина-отрава, которую ненавидишь и любишь, потому, что она одновременно и погибель, и возрождение, страдание и опьянение, упоительная смерть и полная страданий жизнь.
В Турине он встретил нескольких старых знакомых, несколько женщин, которые когда-то были к нему близки, а быть может и дороги. Но теперь в каждой из них Тито искал того, что так привлекало его в Мод, и не находил. Ревность его стала теперь еще ужаснее, чем раньше, когда он видел и знал всех ее поклонников.
Бродя без всякой цели по Турину, как он когда-то ходил по самым отдаленным окрестностям Парижа, Тито зашел в монастырь, в котором нашел приют его приятель и бывший лакей.
В монастырском саду бедный монах бросал хлебные крошки таким же бедным воробьям, кружившимся стаями над его головой.
Приетель-монах пошел ему навстречу с простертыми руками и тепло приветствовал брата во Христе. Потом на раccпросы Тито сказал:
– Да, я доволен.
Потом посоветовал и ему вступить в монастырь.
– Но ведь это не легко…
– Даже и очень! Ты масон?
– Нет.
Это все равно, что вступить в масонскую ложу. Тогда в стадо Христово вернется заблудшая овца.
– Знаю, – ответил Тито. – Иначе, если она не найдется, то одной будет меньше для того, чтобы доить их и стричь.
Они побывалн в келье монаха-приятеля, зашли в библиотеку и в лабораторию, где старый монах трудился над изучением насекомых и бабочек. Под конец зашли в церковь.