Джонни Фелпс около года возглавлял отдел расследований УБН по незаконному обороту кокаина в Вашингтоне. В конце 1985 года его назначили руководителем Управления международных программ по борьбе с наркотиками. Там он пробыл два года, а в начале 1988 года переехал в Майами, где приступил к работе в качестве специального агента УБН. Фелпс и по сей день остается одним из самых выдающихся специалистов управления.
Эррол Чавес уехал из Колумбии в 1983 году и восемь месяцев работал с агентами уличной группировки УБН в Хьюстоне, штат Техас. Затем его повысили до руководителя и перевели в Нью-Йорк. Там Чавес провел два года, расследуя деятельность албанских торговцев героином. В марте 1987 года его назначили в Отдел расследований УБН по незаконному обороту кокаина в Вашингтоне. В 1988 году его работа полностью состояла из сбора и оценки разведданных о Медельинском картеле и разработке дел против его членов.
После закрытия отделения УБН в Медельине Майк Виджил занял пост ответственного агента-резидента в Барранкилье на карибском побережье Колумбии. В октябре 1986 года его перевели в Майами и повысили до руководителя группы. Как и многие его коллеги, он всегда был в курсе событий в Колумбии, узнавая новости от друзей в правоохранительных органах страны по телефону.
После передачи власти Вирхилио Барко в 1986 году Белисарио Бентанкур исчез из публичной жизни. Время от времени он писал статьи для центральных газет Колумбии. Помимо этого, Бетанкур играл активную закулисную роль в социально-консервативной партии. Слово «социальная» добавилось к названию партии в 1987 году. В середине 1988 года он все еще передвигался в бронированном автомобиле с сопровождением, а его скромный дом в северной Боготе круглосуточно охраняли.
Энрике Парехо Гонсалес, менее чем через три недели после того, как убийца, нанятый картелем, выстрелил в него в упор в Будапеште, был избран председателем тридцать второй Комиссии Организации Объединенных Наций по борьбе с наркотиками. Министерство иностранных дел перевело его в Прагу, где он стал послом Колумбии в Чехословакии. Парехо остался сторонником жестких методов как за границей, так и в своей стране. В конце 1987 года он появился в Медельине в сопровождении вооруженной охраны, произнес речь и отбыл.
Через четыре месяца после неудачной попытки похищения Хуана Гомеса Мартинеса редактора медельинской газеты «Эль Коломбиано» избрали мэром самого опасного города Американского континента. Он пообещал, что продолжит искать диалог с торговцами кокаином, но к августу 1988 года признал, что из-за войны картелей в Медельине стало практически невозможно жить. В 1988 году в городе происходило в среднем девять убийств в день.
Майор национальной полиции Колумбии Уильям Лемус покинул страну через десять дней после ареста Карлоса Ледера. Ему присвоили дипломатический статус полицейского атташе и устроили на временную работу за границей. В середине 1988 года стало известно, что Лемус стал испытывать финансовые трудности. Он едва сводил концы с концами из-за скромной зарплаты майора полиции, которую дополняло символическое пособие. Колумбийское правительство не собиралось возвращать его обратно, что Лемуса расстраивало. Вместо славы, продвижения по службе и успеха арест Карлоса Ледера превратил Уильяма Лемуса в заложника.
Роберто Суарес Гомес, «Черный лебедь Боливии», совершил ошибку, слишком часто высказывая свои взгляды публично. Боливийская полиция, пресытившись его антиправительственными выступлениями на радио и телевидении, в июле 1988 года отправилась через северо-восточные джунгли Бени, чтобы накрыть Гомеса на его гасиенде. В Ла-Пасе его посадили на пятнадцать лет за незаконный оборот наркотиков.
Генерал Мануэль Антонио Норьега, лучший друг картеля в Панаме, едва не лишился власти в марте 1988 года во время массовых демонстраций, волны забастовок и попытки государственного переворота, которую совершили некоторые его офицеры. Норьега быстро предпринял жесткие действия, чтобы укрепить свою власть в армии, а затем дал отпор постоянным попыткам американских дипломатов договориться о его уходе. В конце 1988 года позиции Норьеги были весьма прочными, но Панама, искалеченная месяцами экономического спада и стагнации, буквально разваливалась. Его конец как политика был неминуем.