Коко

В двух не связанных между собой происшествиях в Сингапуре с интервалом примерно в семь-десять дней были убиты три человека: английский турист чуть старше сорока и пожилая чета из США. Убийства по времени почти совпали с возвращением домой иранских заложников. Труп англичанина обнаружили на территории отеля «Гудвуд парк», а тела американцев – в пустующем бунгало в районе Орчард-роуд[5]. Все три тела были изуродованы, а на двух из них были найдены игральные карты с небрежно нацарапанным причудливым и загадочным именем – Коко. Шесть месяцев спустя, летом 1981 года, в Бангкоке в номере отеля были найдены трупы двух французских журналистов, изувеченные таким же образом; на телах лежали игральные карты, подписанные тем же именем. Единственное отличие этих убийств от имевших место полтора десятилетия назад в Я-Туке, состояло в том, что карты были не полковыми (т. е. не из военного снабжения), а обычными игральными, «гражданского образца» картами, доступными везде.

Майкл полагал, что Андерхилл в Сингапуре, – во всяком случае, Тим всегда утверждал, что после демобилизации собирается переехать туда и остаться жить. Но обличить Андерхилла в убийстве – такое Майклу даже в голову не приходило.

За время службы во Вьетнаме Пул узнал двух удивительных личностей – двух человек, которых он выделял на фоне остальных как заслуживающих уважения и симпатии среди того полубалагана, полулаборатории человеческого поведения, которыми становится сложившееся боевое подразделение. Одним из них был Тим Андерхилл, другим же – паренек из Милуоки по имени М. О. Денглер. Храбрейшие из тех, кого он когда-либо знал, Андерхилл и маленький Денглер, казалось, чувствовали себя во Вьетнаме как дома.

Действительно, сразу же после войны Андерхилл вернулся на Дальний Восток и стал достаточно успешным автором детективных романов. М. О. Денглер из Азии так и не вернулся: находясь в кратковременном отпуске в Бангкоке, он погиб в довольно странном дорожном происшествии вместе с другим солдатом по имени Виктор Спитальны.

О, Майкл скучал по Андерхиллу. Ему так не хватало их обоих – Андерхилла и Денглера.

Майкла постепенно нагоняла группа ветеранов – такая же нестройная и разношерстная, как и та, за которой он пристроился. Он заметил, что шагает уже не один, но двигается между толпами, выстроившимися на тротуарах по обе стороны улицы, в которых ему почудились несколько Денглеров, – таких же низеньких «панамочников», с пышными усами, одетых в полиэстер ВЗВ[6].

Будто прочитав его мысли, один из таких малышей-панамочников, шагавший неподалеку от Майкла, подошел бочком к нему и что-то прошептал. Майкл нагнулся к нему, приставив ладонь к уху.

– Я был чертовски крутым бойцом, братан, – чуть громче прошептал бывший солдат. В глазах его блеснули слезы.

– Сказать по правде, – отозвался Майкл, – вы напоминаете мне одного из лучших солдат, каких я когда-либо знал.

– Ясен пень, – отрывисто кивнул «Денглер». – В каком «хозяйстве» служил?

Пул назвал номера дивизии и батальона.

– В каком году? – ветеран вскинул голову и заглянул Майклу в лицо.

– В шестьдесят восьмом, шестьдесят девятом.

– Я-Тук, – мгновенно среагировал «Денглер». – Да, помню… Значит, то были вы, ребята? Журнал «Тайм» и прочее дерьмо?

Пул кивнул.

– Уроды. Они должны были наградить лейтенанта Биверса гребаной Медалью Почета, а затем отобрать ее за то, что распустил язык перед этими шакалами журналистами, и все дела, – бросил малыш в панаме и «отстегнулся» в сторону неуловимым плавным движением, которое не произвело бы ни малейшего шума, если бы они шли по хрупким веточкам в зарослях.

Две полные женщины с прическами-одуванчиками, в пастельных брючных костюмах и с просветленными, как на церковном пикнике, лицами несли красный баннер с надписью резко выделяющимися черными буквами: «ВОЕННОПЛЕННЫЕ, ПРОПАВШИЕ БЕЗ ВЕСТИ». Отстав от них на несколько шагов, двое моложавых бывших солдат несли баннер: «КОМПЕНСАЦИЮ ЗА ЭЙДЖЕНТ ОРАНЖ»[7]. «Эйджент оранж»…

Виктор Спитальны запрокидывал голову и высовывал язык, изображая, насколько хорош вкус этой дряни. «Ну-ка, ублюдки, пейте до дна! Эта хренотень – настоящий бальзам для души!» Вашингтон и Спэнки Барридж, чернокожие солдаты, прикомандированные в их отряд, валились с диким хохотом на густые кусты у тропы, хлопая друг дружку по спине и бокам, повторяя «бальзам для души» и беся этим Спитальны, который, как все прекрасно знали, верный своей дурацкой привычке, всего лишь пытался шутить. Прилипчивая вонь «Эйджент оранжа» – нечто среднее между бензином и техническим растворителем – преследовала их до тех пор, пока не была смыта либо тело не покрывалось пленкой: пот, репеллент от насекомых и въевшаяся в кожу тропическая грязь.

Пул вдруг поймал себя на том, что вытирает ладони, однако смывать «Эйджент оранж» было слишком поздно.

Каково это – убивать человека? Я не могу объяснить этого. Не могу просто потому, что не могу, вот и все. Кто знает, может, меня самого убили, но не раньше, чем я убил своего сына. Ты обделался, чувак, потому и ржешь до колик.

3