Коко

Пул развернулся, сложил послание Джуди, убрал в карман пиджака и только сейчас обратил внимание, насколько изменился вестибюль отеля за то время, пока он гулял. Банкетки и столики теперь занимали мужчины в темных костюмах и галстуках в полоску. У большинства растительность на лице отсутствовала, на груди белели бейджики с крупно напечатанными именами. Они негромко переговаривались, справлялись с данными в блокнотах с линованной бумагой и заносили цифры в карманные компьютеры. В период восемнадцати фантастических месяцев после возвращения из Вьетнама Майкл Пул мог почти наверняка определить, побывал ли человек во Вьетнаме, по одной лишь осанке и движениям. С тех пор это его умение отличать ветеранов от гражданских почти угасло, однако сейчас он знал: насчет этой группы посетителей отеля не ошибся.

– Добрый день, сэр! – звонко прозвучало откуда-то рядом с его локтем.

Пул опустил взгляд на лучезарно улыбающуюся молодую женщину с фанатичным лицом в облаке взбитых светлых волос. Она держала поднос со стаканами, наполненными темной жидкостью.

– Позвольте поинтересоваться, сэр, являетесь ли вы ветераном Вьетнамского вооруженного конфликта?

– Я был во Вьетнаме, – ответил Пул.

– Компания «Кока-кола» вместе со всей Америкой благодарит вас лично за усилия, проявленные во время Вьетнамского конфликта. С радостью пользуясь возможностью выразить нашу благодарность, мы хотели бы представить вам наш новый продукт «Диет-колу» с надеждой, что напиток доставит вам удовольствие, которым вы поделитесь со своими друзьями и соратниками-ветеранами.

Пул поднял глаза и увидел, что высоко на стене над вестибюлем подвешен ослепительно-красный баннер из материала, напоминающего парашютный шелк. Белая надпись на нем гласила: «Корпорация „Кока-кола“ и ее „Диет-кола“ приветствуют ветеранов Вьетнама!» Он вновь опустил взгляд на девушку.

– Пожалуй, я пас.

Девушка включила обаяние улыбки на полную мощность и сделалась вдруг удивительно похожей на всех стюардесс рейса из Сан-Франциско, которым Пул летел во Вьетнам. Затем она отвела взгляд и отошла прочь.

Портье сообщил:

– Сэр, помещение для встреч ветеранов внизу. Вы можете спуститься – возможно, ваши друзья уже ждут вас там.

2

Управленцы в синих костюмах потягивали напитки, притворяясь, что не наблюдают за девушками, лавирующими между столиков с холодными улыбками на лицах и подносами с «Диет-колой» в руках. Майкл коснулся кармана пиджака, в котором лежала записка Джуди. Либо листок бумаги, либо кончики его пальцев были горячими. Хорошо бы сесть в баре вестибюля лицом к входной двери, чтобы понаблюдать за прибывающими, но если он так сделает, через пару минут его наверняка опять спросят, не воевал ли он во Вьетнаме.

Пул подошел к лифтам и дождался, пока странная компания нескольких ветеранов вперемешку с управленцами «Кока-колы» не покинула кабину, при этом каждая группа делала вид, что другой не существует. В лифт вместе с ним шагнул только один человек – гороподобное пьяное существо в тигровом камуфляже. Ветеран вгляделся в панель с кнопками этажей и нажал «16» четыре или пять раз, после чего привалился спиной к поручню задней стенки лифта и громко рыгнул, наполнив кабину густым духом бурбона. В этот момент Пул узнал в нем водителя микроавтобуса, смявшего на стоянке «камаро».

– Ты же знаешь ее, а? – спросил его человек-гора и, выпрямившись, начал горланить песню, которую Пул, как и все ветераны до единого, знали наизусть. – «Дорога домой, как бы я хотел вернуться домой!..»[14]

Пул подхватил его песню со второй строки, тихонько и фальшиво подпевая, но тут лифт остановился и двери раскрылись. Гигант, прикрыв глаза, продолжал петь, пока Пул делал шаг с коричневого ковролина лифта на зеленый палас холла. Двери сомкнулись. Лифт пошел вверх: из шахты, затихая, неслась песня.

3. Воссоединение

1

Северовьетнамский солдат, выглядевший как двенадцатилетний мальчик, стоял над Пулом, тыча ему в шею стволом контрабандного шведского пулемета, который он, должно быть, заполучил, убив кого-то. Пул притворился мертвым, чтобы боец ВНА[15] не застрелил его: глаза Майкла были закрыты, но он отчетливо видел лицо солдата. Жесткие черные волосы падали на высокий, без единой морщинки лоб. Черные глаза и резко очерченный, почти безгубый рот – ничего не выражающее бесстрастное лицо казалось почти безмятежным. Когда ствол пулемета больно вдавливался в шею, Пул, расслабив мышцы, позволял своей голове безвольно скользить по жидкой грязи, в реалистичной, как он надеялся, имитации смерти. Ему нельзя было умирать – он был отцом и просто обязан жить. Огромные жуки кружили в воздухе над его лицом, ему казалось, будто их радужные крылья клацают, словно ножницы.