Коко Шанель

Участники Сопротивления после окончания войны считали, что прощения тем, кто пошел на сделку с нацистами, нет, и приводили примеры людей, не пошедших на сделку с совестью: они могли уйти в подполье, как выдающийся историк Марк Блок или писатель Веркор; воевать с врагом на фронте, как Антуан де Сент-Экзюпери; эмигрировать и поставить свой талант на службу «Свободной Франции», как Раймон Арон или Альбер Камю. Наконец, они могли просто замолчать в знак протеста и не печататься. Конечно, не все обвинители действовали из благородных побуждений. Среди них были те, кто завидовал более выдающемуся таланту, кто хотел вытеснить коллег по творческому цеху. Доносы следовали один за другим. Основой для арестов служил указ от 26 августа 1944 года. Первый список, состоявший из девяноста шести деятелей искусства, появился 16 сентября, а уже 21 октября он увеличился в полтора раза. Причиной отчаянного рвения являлись не только зависть и желание устранить творческих конкурентов. Показательные процессы, касавшиеся пуб-личных личностей, еще и были призваны отвлечь внимание от бизнесменов и чиновников, которых не желали трогать. Заинтересован в расправах над интеллектуалами был и де Голль, которому надо было продемонстрировать, что он беспощадно расправляется с предателями: легче расстрелять небогатого и не слишком известного писателя, нежели тронуть денежных тузов или влиятельных политиков, виновных в поражении Франции. Чиновники и предприниматели, сотрудничавшие с немцами, почти не пострадали от чисток.

Габриэль совершенно сознательно сотрудничала с нацистами. Про нее нельзя сказать, что она общалась с ними вынужденно, ради выживания или ради творчества. Скорее, она принадлежала к той небольшой части французов, которая искренне принимала некоторые взгляды фашистов: в каких-то вопросах у тех и у других имелись точки соприкосновения, как, например, антисемитизм, языческий культ античной силы и мужественности, здоровый образ жизни, антиклерикализм и т. д. Кроме того, подобное сотрудничество предоставляло бонусы материального характера, игравшие огромную роль в голодное военное время. А Габриэль снова нищенствовать не хотела и всячески противилась такому повороту событий. Кроме того, немцы активно внедрялись в культурное пространство Франции еще до войны. Именно фон Динклаге занимался подобной деятельностью, напрямую отвечая за нее в посольстве Германии. Она включала в себя культурные форумы, встречи, съезды, гастроли, выставки, обмен делегациями. Французских интеллектуалов приглашали на светские приемы в немецкое посольство в Париже, продвигали произведения французских писателей на немецком книжном рынке и т. д. Вся Франция была покрыта сетью филиалов комитета «Франция — Германия». А мы помним, что Шанель была частью творческой элиты, дружила со многими писателями, музыкантами и актерами. Габриэль нельзя вычеркнуть из этого списка. Во время оккупации деятельность комитета набирала обороты. К гастролям и форумам добавились гарантии безопасности, хорошее питание и помощь в продвижении творений интеллигенции на культурный рынок не только Франции, но и Германии. Во французскую культуру, издательское дело, кинематограф вливались немалые немецкие денежные средства.

Близкие друзья Габриэль позволяли себе весьма странные высказывания. Кокто рисовал в собственных фантазиях Гитлера своим собратом — поэтом (запись в дневнике от 24 июня 1942 года). Сартр заявил: «Никогда мы не были так свободны, как во времена оккупации». До 1953 года, когда по Франции прокатилась волна выступлений, оправдывавших осужденных тем или иным образом в послевоенное время деятелей культуры, многие их высказывания пытались трактовать прямо противоположным способом — но из песни слов не выкинешь.

Отдельного разговора заслуживает женская часть населения Франции (можно сказать, Шанель объединяла обе эти части: интеллигенцию и женщин). Она оказалась в похожем положении: некоторые француженки вступали в связь с нацистами вынужденно, спасая жизнь себе или своим близким, другие — в поисках лучшей жизни, комфорта во времена оккупационного режима. Тем не менее после войны по отношению к ним всем без разбора применялись меры жестокие и часто несправедливые. «Дикая чистка» — так называли сами французы то, что происходило в те годы. По самым скромным подсчетам с 1943 по 1945 год не менее двадцати тысяч женщин подвергались насилию и судам Линча сначала со стороны партизан, а потом и гражданского населения. Многих из них совсем не смущал тот факт, что сами они до недавнего времени сотрудничали с вишистским и оккупационным режимами. Примерно столько же француженок приговорили к тюремному заключению. Сразу после освобождения Парижа, в конце августа женщин прилюдно брили наголо, избивали и унижали.