Умение дамы держаться в седле всегда вызывало восхищение мужчин и привлекало их внимание. Сильный пол восхищали всадница, ее изящная осанка и, конечно, романтичная вуаль ее шляпы, развевавшаяся на скаку. Да, вид женщины в седле в прекрасном длинном платье был романтичным и очаровательным, однако эта красота могла быть очень опасной: ведь в таком наряде легко было зацепиться за ветку дерева и получить травму при падении с лошади. К середине XIX века юбки стали гораздо уже, поэтому их делали разной длины: соскакивая с лошади, дама быстро подхватывала более длинную часть и закрепляла излишнюю ширину юбки над коленом. Заимствования из мужских костюмов были характерной чертой женских нарядов для верховой езды: выбирались более темные цвета, использовались широкие отворотные манжеты, золотые пуговицы, золотая нить.
Итак, первой надела мужские штаны для конных прогулок Екатерина Медичи, а рубашки под жакет или камзол женщины надевали с XVII века. Коко Шанель, не желая идти на поводу у тогдашней моды, довела женский костюм до ума, а точнее, до мужского. Как это произошло, традиционно трактуется трояко: не хотела просить денег на платье у Бальзана; сам Бальзан странным образом не догадался для нее приобрести амазонку; Коко хотела выделяться на фоне остальных заезжих в гости кокоток, поэтому решила одеться не как они. «Трудно понять, как Бальзан, обладая крупным состоянием, позволил Габриэль обратиться к деревенскому портному, клиентами которого были только молодые конюхи да доезжачие. Будь он из аристократической семьи, в его поступке можно было бы усмотреть наследственную скаредность и взвалить ответственность на какого-нибудь предка, путавшего бережливость со скупостью, подобно принцу де Бово, обладавшему значительным состоянием и жившему в окружении сотни домочадцев, но подававшему к столу кислятину, или принцу де Брою, заставлявшему дочь одеваться у портного, шившего ливреи для его лакеев. Но ничего подобного среди предков Бальзана не было. Скупость у молодого человека, расточительность которого превозносили друзья, выдает истинную природу его отношения к Габриэль: она была для него всего лишь протеже, и ради нее не стоило пускаться в расходы»[16].
Сложно поверить вышеприведенным словам. Коко жила за счет Бальзана, пусть и не пуская деньги на ветер, поэтому амазонку могла купить за его счет. Нет, дело было именно в ее желании выделиться. Еще в Виши, когда она шила себе платья для выступлений, она пыталась применять умения, приобретенные в Обазине и Мулене. Кроме того, у нее была фантазия, способность из ничего сделать эффектную вещицу. В итоге она заказала у портного для себя брюки, повторив «подвиг» королевы Екатерины. Позже Коко Шанель, став знаменитой, продолжала переписываться с портным, вплоть до его смерти. Ее выбор пал на человека, шившего для военных. Он умел шить брюки, его шокировало лишь то, что мерки придется снимать с женщины.
«Габриэль отправилась к неизвестному портному в Круа-Сент-Уэне. Мимо его дома проезжали дилижансы, направлявшиеся на пикники. Мода на них, придя из Англии, распространилась в кругах, которые были англофобами в политике и англоманами в привычках. Кто-то собирался травить оленя со сворами маркиза де л’Эгля или просто последить за охотой издали: собачьими упряжками лихо управляли молодые люди в полной экипировке — серо-голубые сюртуки, жилеты, пелерины, красные бархатные обшлага, белые штаны, сапоги. Чередой следовали гвардейцы, отправлявшиеся „поднимать дичь“; брички, битком набитые детьми в сопровождении французских гувернанток, английских нянь, немецких бонн; повозки и кабриолеты с младенцами и итальянскими кормилицами в чепчиках с лентами. Это был непрекращающийся поток прекрасных экипажей, запряженных выхоленными лошадьми. Изредка попадались также электрические коляски и даже автомобили — последним криком моды была марка „роше-шнейдер“, — но они еще так напоминали конные экипажи высотой, формой, занавесками, угловыми фонарями, похожими на дилижансные, что можно было ошибиться. Рев, вырывавшийся из огромного рожка, заставлял лошадей вставать на дыбы, а прохожих — шарахаться. Шоферы, бывшие кучера, пока все еще носили широкие бакенбарды. Выездные лакеи, взятые на пикник, взгромоздившись сзади, держались по обыкновению очень прямо, скрестив руки на груди»[17].