Коко Шанель

Считается, что предвоенные годы были одними из лучших в истории страны. Условия жизни по уровню уступали только британским. Умирало все меньше детей, в то же время в семьях уменьшалось их количество — к войне в среднем в семьях рождалось максимум трое детей. Этот процесс имел свои минусы: численность населения равнялась численности населения в Великобритании, превосходила Италию, но была меньше, чем в Германии, где семейная модель формировалась на основе больших семей. Таким образом, в войну Франция вступила вполне подготовленной. Однако в июле 1914 года, когда война начала разворачиваться на Балканах, куда интересы Франции не особенно простирались, страна осталась в стороне от конфликта, хотя и считалась союзником сербов. Именно в это время шли активные переговоры с Россией, и верхушка власти находилась за пределами Франции. Пресса также не очень активно рапортовала о происходивших событиях. Убийство в Сараеве, которое первые дни фигурировало на первых страницах газет, вскоре исчезло из статей, словно и не бывало.

Новость потеснило событие местного масштаба: мадам Генриетта Кайо, жена лидера Радикальной партии, 16 марта 1914 года в Париже убила главного редактора газеты «Фигаро», выстрелив в него шесть раз, практически в упор. Пистолет она пронесла в издательство в муфте. Мадам Кайо спокойно вошла в издательство; так как редактор отсутствовал, она подождала его около часа. Когда редактор вернулся, он пригласил ее в кабинет. Убийство мадам Кайо совершила, защищая честь супруга, чьи личные письма редактор получил обманным путем и опубликовал. В его руках оставалось еще достаточно документов, и мадам Кайо решила таким решительным и бесповоротным методом поставить точку в этом деле. «Я выполнил свой долг. То, что я сделал, я сделал без ненависти», — успел прошептать журналист. Новости о нарастании кризиса, приведшего в конце концов к войне, во французских газетах были вытеснены репортажами из зала суда — оглашение приговора происходило 28 июля. Мадам Генриетта Кайо была оправдана на основании того, что «преступление было не фактом тщательно подготовленного поступка, а неконтролируемым женским рефлексом, превращающим умышленное преступление в преступление страсти».

Буквально через три дня, утром 31 июля, в России была объявлена мобилизация. А вечером в Париже был убит Жан Жорес, лидер французского социалистического движения, активный сторонник мирного разрешения конфликта с Германией. Смерть человека, выступавшего против войны, привела к прямо противоположному эффекту: его имя использовали для поднятия духа патриотизма среди французов. 1 августа Германия объявила войну России. Во Франции также началась всеобщая мобилизация. Несмотря на очевидные предпосылки для начала войны, многие французы восприняли объявление войны со стороны Германии с изумлением. Впрочем, удивление быстро сменилось «ура-патриотизмом», который проявлялся, например, во время проводов солдат на вокзалах или в кафе крупных городов. Результатом стали акты вандализма: несколько магазинов были провозглашены «вражескими», например магазины швейцарского бренда «Магги»… Мобилизацию провели надлежащим образом, в итоге три с половиной миллиона мужчин надели военную форму в считаные дни.

Война? Никто в Довиле в нее не верил. Между тем с безбедным существованием было покончено надолго. Необходимость выставлять напоказ богатство, развлечения, возведенные в обязанность, нравы и моды высшего французского общества — все это должно было погибнуть. С четырнадцатилетним опозданием надвигалась агония неугомонного XIX века. Но и об этом в Довиле не беспокоились: дворянство бодро и весело отправилось на свидание со смертью. Отправилось на него, как спешат к любовнице, которой слишком долго пренебрегали. Война, если это действительно была она, имела смысл, об этом знали все. Если бы удалось вернуться к границам до 1870 года, родина обрела бы две утраченные провинции — Эльзас и Лотарингию. Это была война, сомневаться больше не приходилось. Вражеские армии были на марше. За несколько часов братья, мужья, слуги разъехались. Война опустошила довильские пляжи, виллы опустели. Ни светлых платьев, ни зонтиков, ни нянь на пляже. Магазины потеряли свой праздничный вид. Закрылась гостиница «Рояль», а оставшаяся открытой «Нормандия» казалась выпавшей из времени. Затем были реквизированы автомобили, цены на горючее подскочили, и на улицах снова появились лошади. Габриэль не знала, что делать. Начало сезона ей так удалось, а тут совершенно не к месту началась война, и бизнес явно приходил в упадок…