Коко Шанель

Несмотря на все, начиная с лета 1931 года Габриель и Пьер Реверди сознавали, что их второй связи не суждено продлиться долго. Постоянные терзания в душе поэта, его бесконечные шатания туда и назад стали выводить ее из себя. И он тоже отдавал себе отчет, что, под каким бы влиянием Коко он ни находился, ему нужно сделать выбор… И он решает окончательно осесть в Солеме. В своем письме к Габриель он объяснит, что состояние его рассудка и нервной системы нельзя признать иначе как больным, и посему он не имеет права навязывать другим своего присутствия. Ему стыдно за тот образ жизни, который он ведет. Он сделался слишком неуклюж и слишком серьезен, чтобы вести такой фривольный образ жизни, не рискуя при этом жестоко ушибиться. «Я хотел бы, – завершает он, – вновь обрести веру, которую имел, и уйти в обитель… Увы! Об этом не может быть и речи. Надо оставаться отшельником, одиночкой – и притом мирянином, лишенным веры. Это будет еще жестче – и еще героичнее».

О том, какие между ними происходили мучительные сцены в те часы, когда они бывали вместе, свидетельствуют строчки самого поэта: «Принимая во внимание оба наши характера, в конечном счете самым мудрым было бы нам больше не видеться – то есть повернуться друг к другу спиной в тот момент, когда неистовство уносит все».

Этот второй разрыв свершился в конце 1931 года. Но в действительности это не было разрывом в привычном смысле слова. Скорее речь идет – по словам самого Реверди – о переходе «большой любви в неистребимую дружбу». Эту формулировку Габриель также смогла записать на свой счет. Фактически каждый из них представлял для другого искушение идеалом жизни, противостоящим его собственному; и в то же время в глазах каждого другой являл то, чем мог бы стать он сам – но отказался, хотя и немного сожалел о том, что не стал. Габриель симпатизировала тому образу жизни аскетизма и одиночества, который вел Реверди, поиску им катарсиса и ненависти к излишествам – его строгая, лишенная украшательств эстетика не могла оставить ее равнодушной. Ну а Реверди, с другой стороны, привлекала роскошь, блеск и элегантность жизни, которую предлагала ему Габриель – жизнь изысканного эпикурейца.

Но, по правде сказать, союз этих двух существ был невозможен. Никто из двоих не пожелал бы отказаться от пути, который давно начертал для себя. Приведем несколько строк Реверди, блестяще обрисовавшие ситуацию, в которой оказались оба в момент расставания:

Je te laisse parce que je t'aime

Et qu'il faul encore marcher

Un jour nous retrouverons peut-etre

Оuse croisent les souvenirs

Ou repassent les histoires d'autrefois

Alors tu reviendras vers moi

Nous pourrons rire…

«Я оставляю тебя потому, что я тебя люблю – что ж, нам пора в путь! Может быть, однажды мы все же обретем друг друга там, где встречают друг друга воспоминания, где встают в памяти минувшие истории – и ты снова вернешься ко мне, и мы сможем засмеяться…»

Все то время, что Реверди оставалось ходить по земле, они не теряли друг друга из виду, иногда даже встречались, но всякий раз ненадолго. Они переписывались до 1960 года, до самой смерти Реверди, и ни в какой момент жизни их дружба не знала ни малейшего затмения. Для Габриель Реверди был богом, которому она творила исключительный культ, и одним из немногих личностей, которые избежали ее критических вольностей. Она читала и перечитывала его сочинения, в особенности стихи. Именно благодаря своему уму и чувствительности она распознала в авторе «Стеклянной лужи» одного из величайших поэтов своего времени, хотя – в силу своей нелюдимости и неуживчивого характера – оставшегося в незаслуженной безвестности у своих современников.

* * *