Кокон

Нора не проявила интереса ни к одежде, ни к прическе, которую Элль предложила сделать. Только в самом конце, стоя перед зеркалом, с сомнением спросила: “Мне идет?” “Нет, – ответила Элль, начиная злиться: она вдруг поняла, что сделала Норе такую же косичку-колосок, которую любила носить Алия. И платье, перетянутое пояском на талии – тоже привычка исчезнувшей подруги. – Нет, не идет. Сейчас переделаю”. Коса была расплетена, поясок снят.

После Элль сбегала на первый этаж, к стенду с расписанием. Просчитала, где сегодня будет появляться Марисоль, и как избежать встречи. После уроков она надеялась сразу заняться задачей наставника, но…

У Норы очень жалобный взгляд, больная рука мертвым грузом висит, подвязанная к шее выцветшим, видавшим вид платком. Элль выдавливает улыбку:

– Давай на обратном пути возьмем какую-нибудь игру из общей комнаты?

– Да!

«Ты все делаешь правильно. Отдохни с ней немного, – шепчет Голос. – А потом мы обойдем все, что запланировали».

Игру выбирают наугад, берут первую попавшуюся. В коробке бруски, из которых нужно сложить башню, а потом вытаскивать детали так, чтобы она не обвалилась. У Норы получается, она аккуратно вынимает брусок за бруском, и нагрузка перераспределяется по остальным деталям. А у Элль конструкция обрушивается.

Она нервничает, поглядывает поверх плеча подруги на окно, за которым медленно темнеет небо. На сумку, брошенную у двери, на дне которой свернуты планы этажей.

Очередная конструкция обрушивается после первой попытки вынуть брусок.

Нора смотрит внимательно и не торопится складывать башню. Потом говорит нарочито сонным голосом, что устала и хочет поспать. Элль чувствует ложь в ее словах, но не спорит. Подхватывает сумку, прощается.

Время вновь ускоряется.

В коридорах пусто и холодно. Шестой этаж погружен в сумрак. Элль приходится долго искать выключатель, водить руками по шершавым стенам. Наконец, клавиша оказывается под пальцами, тусклый свет разливается по коридору. Элль разворачивает план, отмечает первую нить. Она вьется по стене, цепляясь за невидимые обычному глазу шероховатости: щербинки, бугорки и выемки. Протяни руку – коснешься. Пальцам покажется, будто они схватили пустоту (кожа слишком груба, чтобы почувствовать), но глаза увидят, как зажатая в кулаке нитка слегка дрогнет, натянувшись. Элль аккуратно чертит линию.

Ближе к центру коридора из-под двери, выныривает другая нить, очень тонкая – она ложится на план пунктирной строкой. Элль заходит внутрь, в душное помещение, уставленное деревянными партами. Нитка режет его пополам и убегает в приоткрытую форточку.

“Иногда мне хочется домой, – вдруг говорит Голос. – Смешно, да? Я не знаю, кто я и откуда. Не знаю, как выгляжу и был ли вообще у меня когда-нибудь дом. Но почему-то я по нему порой сильно тоскую”.

Элль хмыкает. Она не знает, что ответить. На ум приходят слова одной из учительниц, которая вела уроки лет пять назад.

«Дома что решето, – говорила… как там ее звали? Впрочем, неважно. – Они цельные, когда новые, безошибочно спроектированные и построенные настоящими мастерами. Но затем фундамент проседает под тяжестью. Из-за этого по стенам ползут трещины, разъемы дверей и окон искривляются, теряют геометрическое совершенство. Тысячные доли градусов – и не заметишь. Вот почему в домах сквозит, даже если окна закрыты, а батареи горячие”.

Вот почему в домах появляются нити. Просачиваются сквозь невидимые глазу отверстия. В обычных человеческих домах их, наверное, великое множество, думает Элль. Магда как-то рассказывала, что даже в домах чистоплотных хозяев могут завестись мыши, тараканы или рыжие муравьи. Жучки, которые грызут дерево. Здесь их нет, особым зрением можно увидеть мышиные норы и тараканьи тропы, чтобы потом вытравить нежеланных жителей. А сколько же дыр в обычных домах на Большой Земле? И как же в них, наверное, холодно…

Рядом со стеной, где висит доска, Элль находит клубок. Нити в нем перепутанные, истонченные, кривые. Они оборваны. Больше ни с чем не связаны. Вообще-то, оборвать нить очень сложно. Ребята пробовали на занятиях и дома, скручивали и тянули в разные стороны, но сил не хватало даже на самую тонкую нитку, похожую на паутинку или волосок.

Элль выходит из кабинета. Шаги гулко звучат в тишине коридора. Шестой этаж покрывается отметками, линиями, пунктиром, кругами – скоплениями оборванных нитей. Элль сворачивает его и прячет в сумку.

На лестнице между этажами к двум нитям присоединяются еще три – одна тянется от окна, две другие – из трещин в стене и полу. Элль достает следующий план из сумки, зарисовывает.

Кто-то смеется. Смех звенит в отдалении, дробится, отскакивая от ступеней и перил. Откуда идет звук, с лестницы, из коридора? Элль замирает, пытаясь определить.

«Ну, чего испугалась? Ты выполняешь задание, и только. Ничего плохого не делаешь», – успокаивает Голос.

Чужие шаги режут тишину. Кто-то, шаркая, поднимается по лестнице. Элль вслушивается. И с облегчением выдыхает, когда в отдалении скрипит и захлопывается дверь.

«Не дальше третьего этажа, судя по звуку. Мы можем спокойно продолжить путь».