Кокон. История одной болезни (сборник)

– Проходит несколько лет. Года два-три. Возможно, пять. Шевеление учащается?

Желтый сморщенный человек согласился.

– А затем несносная псюхэ начинает тихонько петь?

– Да, – кивнула в ответ темнота.

– Что потом? Я хочу это слышать?

– Вы хотите узнать, что потом? – Смех рассыпался, как горох; нехорошее «хе-хе-хе» поскакало по всем углам; N вспотел в ужасном предчувствии. – Удивительно! Невероятно! Неужели еще не поняли? Да вы же сидите напротив собственного будущего. Что ж, признайтесь – оно неприглядно, у него отвратительный голос, вид его вызывает, по крайней мере, сочувствие. Впрочем, как еще может выглядеть правда? Как всегда, безобразно.

– Я хочу знать все о болезни, – подтвердил побелевший N. – Моя псюхэ заговорит?

– «Заговорит»?! – передразнил вопросителя мрак. – Черт возьми, вы прелестно наивны! Она не просто заговорит, она… Ладно, не стану лукавить, лучше сразу бабахнуть – по-мужски, беспощадно, мгновенно. И самое главное – честно. Рассчитываете на откровенность? Примите ее в лицо, как револьверную пулю!

Человечек закашлялся, N застыл на скрипучем стуле. Темнота вскоре вновь продолжила:

– Вы – в начале кошмара, а я уже приближаюсь к ожидаемому концу. Доктор не виноват – простите ему его оптимистическую, совершенно бесполезную ложь. Он человек, который не в силах помочь ни мне, ни вам. Итак, вы абсолютно правы в своей тревоге – та, что проснулась и, судя по всему, уже продрала глаза, неизменно себя проявит! Пение – это цветочки, прелюдия. Не сомневайтесь, скоро она возьмется за вас уже основательно: поначалу закричит, застонет, а затем начнет терзать и физически. Ваши действия? Ну конечно же, перепугаетесь – будут томление, судорожные попытки найти хоть какой-нибудь выход. Допускаю – от приема лекарств, к примеру особо целительной хрени, которую посчастливится разыскать (если еще посчастливится!), она ненадолго отстанет. Отпустит, как говорится. Возможно, на время вам даже станет полегче, но не обольщайтесь – настоящие мучения не за горами. Какое-то время еще побарахтаетесь, посопротивляетесь, постараетесь себя контролировать, скрывать от всех свое истинное состояние, но, какой бы сильной ни была ваша воля, продержитесь недолго: ваша жизнь рухнет, словно разбиваемый экскаваторной гирей старый и дряхлый барак! И тогда вы запаникуете! Вы ухватитесь за алкоголь – за единственного союзника, впрочем, тоже весьма бесполезного. Да, немного скажу о снах – они сделаются ужасны! Даже в собственных сновидениях вы не избавитесь от ее дурного присутствия, она будет довлеть над вами. А затем – бессонница… тик, неврозы, тупая тоска… И наконец, момент, которого вы уже сейчас подсознательно боитесь, – здесь иллюзий быть не должно. Все случится внезапно – с какой-нибудь абракадабры, простого набора букв – так ребенок бубнит и мямлит, пока не вырвется из него самое первое слово. Учтите – псюхэ учится быстро: вымолвив «а», она неизменно ляпнет и «б», и не успеете глазом моргнуть, как она не только заговорит, она начнет от вас требовать самые немыслимые, невыполнимые вещи – и вот здесь-то сами вы запоете! Вы, как заяц, заскачете! От ее тошнотворной морали с тех пор не скроетесь, не сбежите и ничем не забаррикадируетесь. Она оседлает вас: шагу не ступите без благословения – даже в малом, даже в микроскопическом. О, она великий морализатор – так поднесет свои истины, что ни пикнуть, ни шевельнуться! И чем больше она укрепится, тем более будет разрушаться ваша плоть… Впрочем, что говорить – вы меня уже видели. Оглянитесь вокруг – в этом доме уже нет вещей. Я раздал «все свое» всякому нищему сброду…

Помолчав, человечек продолжил: он действительно был беспощаден, он рубил теперь фразу за фразой, нисколько не заботясь о впечатлении, которое они произведут на съежившегося правдолюбца, резал вещи немыслимые, невозможные, не укладывающиеся в голове – о болезни мучительной, неизлечимой и свирепой не менее (а может быть, и более!), чем рассеянный склероз или разящая, словно стилет, саркома. Откровения эти приклеили гостя к его неудобному стулу.

– Что в конце?

Вновь посыпался смех-горох:

– Спросите у тех, кто до нас с вами посещал нашего славного доктора, подставляя уши для его дурацкой лапши, а затем сам пытался от псюхэ всеми способами отделаться, сломать ее, вырвать из ее цепких лап самое главное – право на собственное существование – ведь она ничего, ничего не позволит… Вы, как я понял, имеете свободное время, если не поленились разыскать меня в этой дыре. Отыщите теперь ради собственного интереса и кладбища, на которых упокоились наши с вами друзья по несчастью. Их борьба плачевно закончилась: кто купил себе браунинг, кто выбрал подтяжки…

– А если ей не противиться? – перебил лихорадочно N. – Смириться, в конце концов попытаться сосуществовать?

– Хотите безмолвного рабства? Серой, скучной, унылой жизни, в которой все, что было вам дорого, не имеет на возрождение ни малейшей надежды? Желаете прозябания, в котором вы связаны по рукам и ногам идиотскими правилами? – Человек в углу задохнулся.