Кокс, или Бег времени

На четвертый день после отъезда английских гостей, бурный день, посвященный нефритовому императору Ю Хуану, повелителю всех богов, Павильон Четырех Мостов обступил тройной кордон гвардейцев, лес копий, сверкающих, устремленных к облакам игл, готовый противоборствовать даже самому небу.

Владыка Десяти Тысяч Лет пожелал остаться один в павильоне, наедине с загадочной вещью, игрушкой или чудовищем, которое английские маги перенесли из вселенной в этот мир. Утреннее солнце широкими полосами падало в окна, и восьмигранная колонна сияла, будто состояла не из металла, стекла и ртути, а из чистого света.

Цяньлун подвинул стул мастера Алистера Кокса к сверкающему сооружению, открыл ларец змеиного дерева с пятью ключевыми деталями и посмотрел на миниатюрные вещицы, какими должно запустить часы. Он видел свое отражение на черном полированном гранитном цоколе, где выбьют и зальют платиной стихотворение, которое он еще напишет однажды в утренний час. Но быть может... быть может, лучше навсегда оставить тибетский камень без надписи, черным, блестящим, пустым — просто воспоминанием обо всем, что было возможно. И осталось возможно.

Неловкая каллиграфия, выведенная кистью переводчика, пять руководств к власти над машиной, тоже стала Цяньлуну без надобности: в предрассветные часы, несколько раз перечитав, он сжег ее в нефритовой чаше. Пока способен думать и вспоминать, он сбережет в памяти каждый из пяти шагов как неразделенную тайну.

 Если же он сейчас запустит этот механизм, который будет отсчитывать время все дальше, дальше, дальше, разве тогда бег времени не станет несомненным, доступным для прочтения всем рожденным и еще не рожденным отдаленнейших эпох на множестве циферблатов — и невозвратным? И разве тогда Владыка Десяти Тысяч Лет сможет лишь по своей воле распоряжаться временем — или поплывет с его рекою, как любой из безымянных его подданных?

Когда император вынул из шелкового гнезда флинтгласовый конус, который, согласно последнему пункту руководства, приведет в движение или остановит ток ртути меж цилиндрами, ему вдруг почудилось, будто его коснулась еще одна тайна английского мастера — скользнувшее по нему холодное дуновение, повеявшее от пустых верстаков.

И Цяньлун, Владыка Горизонтов, Непобедимый, замер в ознобе, а затем бережно положил стеклянный конус обратно в шелковое гнездо.

Последнее добавление

Хотя слово роман на суперобложке этой книги должно бы сделать подобное добавление излишним, осторожности ради скажу кое-что еще. Исторический часовых дел мастер и конструктор автоматов, чьи фантастические работы можно увидеть не только в дворцовых музеях Европы, но и в павильонах пекинского Запретного города, где они и задавали внутренний ритм моей истории, звался Джеймс Кокс, а не Алистер Кокс, как в романе. Джеймс Кокс никогда в Китае не бывал. Он не строил часы по замыслам китайского императора и не имел жены по имени Фэй и дочери по имени Абигайл.

Со своим историческим товарищем и компаньоном Джозе­фом Мерлином (не Джейкобом, как в романе) Джеймс Кокс не дружил и никогда с ним вместе не путешествовал. Единственные из описанных мною здесь часов, какие они действительно создали сообща, это сконструированные по барометрическим принципам атмосферные Perpetual Motion^{7}. Именно эта маши­на, как никакая другая, приблизилась к несбыточной мечте механики о рerpetuum mobile, о вечном двигателе. Все прочие модели часов в моей истории вымышлены.

Как и их потомки, с которыми мне довелось говорить, люди, послужившие прообразами для моих героев, любили, страда­ли, боялись за своих любимых и скорбели по ним. Но что они чувствовали и о чем думали, к чему стремились и чего, возможно, боялись, я мог лишь предположить или придумать, но никак не утверждать.

Заказчик Кокса и Мерлина, исторический, рожденный в 1711-м и скончавшийся в 1799 году китайский император, носивший тронное имя Цяньлун (что можно приблизительно перевести как Неземное Изобилие), при рождении получил имя Айсиньцзюэло Хунли и до восхождения на престол почитался как царевич Бао.

Цяньлун был четвертым императором династии Цин и единственным владыкой Китая, который, пробыв у власти несколько десятилетий, добровольно отрекся от престола. У него была сорок одна супруга и более трех тысяч наложниц, но, судя по сохранившимся спискам, среди них не было ни одной Ань. Цяньлун увлеченно коллекционировал произведения искусства и часы, но никогда в жизни не говорил с каким-либо английским часовщиком.

Современные часовщики и строители автоматов могут воз­разить, что механические конструкции вроде описанных мною никак не могли быть задуманы и построены даже четырьмя талантливыми, поощряемыми императором ремесленниками в сроки, какие я им назначил. Это верно.