Коктейль из развесистой клюквы

— А кто он был, Лев этот? — спросил Володя, не то поежившись, не то продолжая свою физкультурную разминку.

— Какой лев? — не поняла я.

— Который под трамвай попал.

— Лев попал под трамвай? — удивилась я. — Когда?

Володя озадаченно моргнул и полез в журнал учета работ:

— Ну, вчера. Он вообще-то нормальный был или какой-нибудь придурок беглый?

Я открыла рот и задумчиво скосила глаза в угол. Беглый придурок-лев? Это как? Из цирка, что ли, он сбежал? Или из заезжего зверинца?

Не в меру богатое воображение с готовностью изобразило перед моим мысленным взором взлохмаченного льва с расфокусированным взором умалишенного и слюнявой пастью законченного идиота. Бонифаций-недоумок бесцельно брел по улице, мутными глазами отыскивая в толпе прохожих потенциальную жертву. Картинка получилась страшненькая, я вздрогнула.

— По-моему, надо быть полным придурком, чтобы вылезти из люка на трамвайные рельсы, — сказал Володя.

Я пнула ногой разыгравшееся воображение. В голове моей забрезжила догадка, пока еще довольно смутная.

— Ты хочешь сказать, что Львом звали парня, который вчера попал под трамвай? — задумчиво хмурясь, спросила я Вову.

— Конечно, — убежденно кивнул монтажер. И вдруг добавил: — Если только он не педик.

— Педик-то тут при чем?! — не выдержала я.

Володя внимательно посмотрел на меня, все-таки протянул мне булочку и жалостливо вздохнул:

— Ох, плохо у тебя с соображалкой… Сама подумай, чье имя мужик может вытатуировать на руке? Либо свое собственное, либо зазнобы своей. Согласись, что Лева — довольно редкое имя для дамы, стало быть, покойник был или эгоистом, или педиком. Третьего не дано.

— Очень даже дано! — воскликнула я, порываясь со стула. — Ты рабочий материал еще не уничтожил? Дай посмотреть!

— А чего там смотреть? Я все лучшие кадры в сюжет взял. — Монтажер недовольно заворчал, но нужную кассету все-таки нашел. — Ладно, любуйся! Я тебе даже выставлю запись куда надо. Вот она, сомнительная татуировочка. Смотри!

Я послушно посмотрела, взволнованно пискнула и резво потянулась пальцем к кнопочке «стоп». Живая картинка на экране превратилась в подобие фотографии.

Бесчувственный Вадик хладнокровно снял нечто, накрытое куском брезента, а потом «наехал» на выглядывающую из-под полотнища руку. То, что при беглом просмотре могло показаться затейливыми черными перстнями, при ближайшем рассмотрении оказалось буквами, наколотыми на фалангах пальцев.

— «Лева», — прочитала я. — Лева! Тот самый убийца!

— Твой знакомый? — удивился Володя.

Я ему не ответила: меня уже не было в кабинете. Торопливо топая и роняя на ковролин коридора крошки булки, машинально взятой мной у гостеприимного монтажера и так же машинально надкушенной, я примчалась в редакторскую. А там бесцеремонно столкнула со своего стола рассевшегося на нем Аслана Буряка, чтобы поскорее добраться до телефона.

— Чего пихаешься? — обиделся Ослик ИО.

— А нечего торчать тут, как пресс-папье! — огрызнулась я. — Взял, понимаешь, моду — кочевать со стола на стол, как чайный сервиз!

Ослик обиженно надулся, Наташа захихикала. Я набрала номер сотового телефона капитана Лазарчука и, кусая губы, прослушала сообщение невозмутимой электронной барышни: «Абонент находится вне зоны действия сети».

— «Вне зоны» он, видите ли, находится! — раздраженно повторила я. — Интересно, где?

Часы показывали половину первого, самый разгар рабочего дня. Оставалось предположить, что Лазарчук либо выехал в дикую местность, что маловероятно, либо спрятался в каком-то подземелье.

— Не иначе, пытает арестантов в застенках и казематах! — в сердцах пробормотала я.

— Что это с нашей Леночкой? — тихонько спросила Любовь Андреевна Володю, прибежавшего в редакторскую следом за мной.

— Она опознала во вчерашнем трамвайном жмурике своего знакомого, убийцу, — объяснил монтажер, с намеком потряхивая флакончик с таблетками валерианки.

— Ох, и не разборчива же ты в связях, подруга! — ляпнул бестактный Вадик.

— Точно-точно! С кем поведешься, от того и наберешься! — заявил Буряк, потирая ушибленный при падении с моего стола окорочок и явно намекая на мои плохие манеры.

Я неприцельно швырнула в него надкушенной булкой.

— Рецидивистка! — вякнул Ослик, уклоняясь.

— Кормилица! — по-своему трактовал ситуацию Вадик, ловко поймавший хлебобулочное изделие.

Я незряче глянула на него и принялась сверлить взглядом телефонный аппарат. Мне хотелось немедленно, сию же минуту, сообщить Лазарчуку, что я, похоже, нашла убийцу Алика Дыркина! Темно-синие буквы на поросшей рыжей шерстью руке жуткого типа, застуканного мной на месте преступления, я запомнила очень хорошо и могла поручиться чем угодно: это те самые буквы и та самая рука! Если, конечно, убийца Дыркина не предоставил свою конечность придурочному диггеру как донорский орган. Что крайне маловероятно…

Я побарабанила пальцами по столу.

— Кажись, она пальчики откатывать готовится. То есть отпечатки пальцев снимать, — пояснил встревоженным моим поведением коллегам невыносимый Вадик. — Урки называют это «играть на пианино».

— Дурак ты, Вадик, и не лечишься, — с досадой сказала я.