Кола ди Риенцо, последний римский трибун

— Так это вы мой предатель? — сказал Монреаль спокойно. — Я заслужил это. Прошу вас, римский сенатор, велите этому молодому человеку уйти. Я признаюсь в моей переписке с Колонной и в моем желании восстановить баронов.

Риенцо дал знак Виллани, который поклонился и вышел.

— Итак, теперь вам остается, Вальтер де Монреаль, только подробно и правдиво рассказать о подробностях вашего заговора.

— Это невозможно, — возразил Монреаль небрежно.

— Почему?

— Потому что, распоряжаясь, как мне угодно, моей жизнью, я не хочу предавать жизнь других.

— У закона, Вальтер Монреаль, есть суровые следователи: взгляни!

Черный занавес был отдернут, и глазам Монреаля представились палач и орудия пытки! Грудь его гневно заволновалась.

— Сенатор римский, — сказал он, — эти орудия существуют для рабов и простолюдинов. Я был воином и вождем; в моих руках были жизнь и смерть, я распоряжался ими, как хотел; но равных мне и моих врагов я никогда не оскорблял пыткой.

— Синьор Вальтер де Монреаль отвечает так, как отвечал бы всякий порядочный человек. Но узнай от меня, кого судьба сделала твоим судьей, что я уступил только желанию этих почтенных сенаторов испытать твои нервы. Но если бы ты был самым простым крестьянином и явился перед моим судилищем, то и тогда бы ты не имел причины бояться пытки. Вальтер де Монреаль, скажи, так ли бы поступил кто-либо из государей Италии, которых ты знал, или из римских баронов, которым ты хотел оказать помощь?

— Я желал только, — сказал Монреаль с некоторым колебанием, — соединить баронов с тобой; я не замышлял заговора против твоей жизни! Риенцо нахмурил брови.

— Рыцарь св. Иоанна, я знаю твои тайные замыслы; увертки и уклончивость для тебя неприличны и бесполезны. Если ты не замышлял заговора против моей жизни, то замышлял его против Рима. Тебе остается на земле просить только одной милости, именно: выбора смерти.

Губы Монреаля судорожно зашевелились.

— Сенатор, — сказал он тихим голосом, — могу я поговорить с тобой одну минуту наедине?

Советники подняли глаза.

— Синьор, — прошептал старший из них, — без сомнения, он имеет при себе скрытое оружие — не доверяйтесь ему.

— Пленник, — отвечал Риенцо после минутной паузы, — если ты хочешь просить помилования, то это будет напрасно, а перед моими помощниками у меня нет тайн; говори, что тебе нужно?

— Но послушай, — сказал арестант, сложив руки, — это касается не моей жизни, а благосостояния Рима.

— В таком случае, — сказал Риенцо, сменив тон, — я исполню твою просьбу.

Говоря это, он дал знак советникам, которые медленно вышли через дверь, за которой скрылся Виллани, а стража отошла в самый дальний угол залы.

— Теперь, Вальтер Монреаль, говори скорей, время не ждет.

— Сенатор, — сказал Монреаль, — моя смерть принесет вам мало пользы; люди скажут, что вы казнили своего кредитора для уничтожения вашего долга. Назначьте сумму за жизнь мою, оцените ее так, как могла бы быть оценена жизнь какого-нибудь государя; каждый флорин будет вам уплачен, и ваша казна будет полна целые пять лет. Если существование Buono Stato зависит от вашего управления, то ваша заботливость о Риме не позволит вам отказать мне в этой просьбе.

— Ты ошибаешься во мне, смелый разбойник, — сказал Риенцо сурово, — против твоей измены я мог бы остеречься, и потому прощаю ее; но твоего честолюбия никогда не прощу. Я знаю тебя! Положи руку на сердце и скажи, — если бы ты был на моем месте, продал ли бы ты жизнь Вальтера де Монреаля за все золото в мире? Несмотря на твое богатство, на твое величие, на твою хитрость, твои часы сочтены; ты умрешь с восходом солнца!

Устремив глаза на сенатора, Монреаль увидел, что надежды нет; гордость и мужество возвратились к нему.

— Мы напрасно тратили слова, — сказал он. — Мы играли в большую игру, я потерял и должен заплатить проигрыш! Я готов. На пороге между двумя мирами людей посещает дух пророчества. Сенатор, говорю тебе, что в раю или в аду, через несколько дней будет отведено место человеку, который могущественнее меня!

Когда он говорил эти слова, фигура его, казалось, увеличилась в размерах, глаза горели, и Риенцо вздрогнул, как никогда не вздрагивал прежде, и закрыл лицо рукой.

— Какую смерть избираешь ты? — спросил он глухим голосом.

— Топор: эта смерть прилична рыцарю и воину. Для тебя же, сенатор, судьба приготовила менее благородную смерть.

— Разбойник, замолчи! — вскричал Риенцо запальчиво. — Стражи! Отведите арестанта назад. С восходом солнца, Монреаль.

— Зайдет солнце бича Италии, — сказал рыцарь с горечью. — Пусть будет. Еще одна просьба: рыцари св. Иоанна имеют притязание на родство с августинским орденом; дайте мне августинского духовника.

— Хорошо; и я, который не могу даровать помилования твоему телу, буду молить всеобщего Судью помиловать твою душу!

— Сенатор, я покончил с людским ходатайством. А мои братья? В смерти их нет необходимости для твоей безопасности или для твоего мщения!

Риенцо немного подумал и сказал:

— Правда. Они были опасными орудиями, но без мастера могут ржаветь безвредно. Притом они служили мне. Жизни их будет оказана пощада.

V Открытие