Кола

– А как же? Нюшка вон какой красивой стала. Да и раньше она ходила всегда нарядною. А вам надо всех лучше быть.

Подумалось: вид убогих, калек, уродов всегда вызывает жалость. И на страдания души, пожалуй, смотреть не легче. Умная Граня девушка. Его горя не должны видеть.

– Спасибо, Граня.

Она ставила утюг в печь, ухватом устраивала его на углях, а говорила не умолкая.

– Сами-то братья в кузне сейчас, с работником... У них работник живет, из ссыльных. Ничего так собою, ладный. Афанасий, говорят, побратался с ним. А Нюшка и Анна Васильевна, поди, дома. Где им быть?

Но Кир ее плохо слушал. Ему хотелось немедленно видеть Нюшку. Он взял бритву, белье и заспешил в баню. Его мысли к Гране больше не возвращались.

...В шелковой новой рубашке, выбритый, Кир шел после бани к Нюшке: пиджак нараспашку, начищены сапоги. Сколько Граня ни уговаривала, картуз не надел. Что теперь сединой таиться? Пусть видят. И шел улыбаясь.

Из бани вышел когда на свет, вдруг почувствовал, что живой и здоровый, видит солнце и находится в родной Коле. Есть боль души, горе, но жизнь и с потерею шхуны не прекратилась. Беда могла кончиться и похуже. И зародилась в душе надежда: будет еще впереди чем жить. Вот приедет отец, они сядут, обговорят. А сейчас он увидит Нюшу. Пусть при Анне Васильевне или даже при всех, но побыть с нею рядом, поговорить.

И каялся, что тогда захлестнули заботы о новой шхуне: со сватаньем получилось нехорошо. Да еще со слободкою дурь приспела. Тело, верно, просит утехи, но все же надо было пойти к Нюшке, а не в слободку. Можно было смекнуть и пьяному, что в Коле молва всезнающа. А бабы и впредь нашлись бы. В Кеми вон есть какие. От их бесстыдства дух захватывает в грехе. Сладость будто и впрямь от дьявола. Но все как гульба в кабаке, наносное, и с Нюшкой никак поравнять нельзя. Хорошо – хоть он из Кеми написал ей.

Кир шел по Коле, поигрывая шелковым пояском, и неожиданно для себя увидел: из проулка от Колы-реки шла Нюшка. Бросилось в глаза, как она расцвела: полные ведра на коромысле, а движения гибкого тела плавные, походка уверенная. Сама принаряженная в будний день. До чего же похорошела! Лето пришлось ей впрок или бабья пора приспела? И ускорил шаги ей наперерез.

– Нюша!

Она обернулась вполоборота, глаза равнодушно скользнули мимо, вернулись и замерли, как застыли на нем. Кир сразу вспомнил свое отражение в зеркале: лицо темное, все в морщинах, поседевшая голова. Он расправил плечи и, стараясь держать улыбку, подходил к Нюшке.

– Удивилась, что я в Коле? Такой?.. – спросил беспечно, браво. Не хотелось, чтоб Нюшка сразу увидела его горе.

– Нет, Кир, не удивилась. – Нюшка не засмеялась.

Кир взял ее руку. Плевать, что девки, идя по воду, с водою, оглядываются, обходят их. И в окна, конечно уж, кто-нибудь где-то смотрит. Рука у Нюшки покорная.

– Почему?

– О тебе уже знают в Коле. И у нас в дому только что говорили. Мы всем сердцем тебе сочувствуем.

Голос Нюшки проникновенный, идет от сердца. Но Кир сейчас не хотел говорить про шхуну свою, беду. Неподходящее это место. И усмехнулся.

– А я к тебе с повинной головою.

– У нас тебе будут рады, Кир, – и пожала недоуменно плечами. – Только виниться передо мной не в чем.

Нет, проявления жалости к себе он совсем не хотел.

– Я писал тебе, Нюша, как все шло у меня. И вина моя...

– Не надо про вину, Кир.

– Нет, Нюша, надо. Затем иду. Я должен сказать, как со сватами получилось. Не прислал я их...

– Ты за это себя не кори, Кир. Хорошо, что их не прислал.

– Почему хорошо? – Киру весело стало. Нюшка ссору все еще помнит. – Ты не хочешь за меня замуж?

– Не хочу, – доверчиво улыбнулась Нюшка.

И Кир тоже ей улыбнулся: такой вот строптивой нравилась всегда Нюшка.

– Ты что говоришь?

– Говорю, что за зиму обдумала без тебя.

– Ну...

– Было у нас, прошло. А больше уже ничего не будет. Казалось, она капризничает от прошлых обид. Но это все до границ, какие он ей позволит. Не впервые ему управлять Нюшкой.

– Ты меня разлюбила?

– Разлюбила, Кир.

Он не такого ответа ждал. А по Нюшке трудно понять, где правда. Рано, похоже, он прямо ее спросил.

– За что же?

– Я и сама не знаю, – Нюшка сказала просто. – Поначалу, видимо, за слободку. Я тогда обворованной и униженной себя чувствовала. Тяжкие мысли были. Потом думала – позабудется и сумею тебя простить. Потом хотела тебе отомстить тем же...

Слободка! Все-таки донесли. Нюшка за зиму поразузнала. И воспротивился весь ее словам.

– Отомстить?! Мне?!

– Тебе, Кир. А что? Так думала.

– Ну, и...

– А потом поняла: не дадим мы счастья один другому.

Слободка, будь она проклята! Кир не думал, что о ней разговор возникнет. Просительно заглянул в глаза Нюшке.

– Я сильно за все наказан, Нюша. Столько бед сразу! Не мучай хоть ты меня.

– Сочувствую тебе, Кир, вправду. Но говорю как есть. И не надо просить подаянья. Мне подать нечего, да и ты не из тех, кто живет этим. Ты сильный, выдюжишь и подымешься. А вместе не по пути нам.

Кир не мог поверить даже ее глазам, глядевшим прямо.

– Ты любишь теперь другого?