Один велосипедист должен был проверить тропинку из Кольдица к Гросс-Сермуту. Эта дорожка бежала вдоль восточного берега реки Мульде через луга. Там, в двух милях от замка, наш велосипедист встретил худого светловолосого молодого человека, бредущего со свернутым одеялом под мышкой.
«Кто вы, куда идете и почему? Что в одеяле?»
«Э-э… дело в том…»
Одеяло развернули: на его внутренней стороне оказались пришиты картонки, ветки, бумага, старые мешки, древесная шерсть и так далее. Это был лейтенант Джон Бомонт, в лагерном оркестре игравший на гобое. По дороге с прогулки, воспользовавшись тем, что внимание часовых на секунду отвлекли другие пленные, он забрался на свалку и спрятался под этим камуфляжем. Ему повезло — он убежал незамеченным, но слишком многого попросил у судьбы, понадеявшись убежать через поля средь бела дня. Лучше бы ему было спрятаться где-нибудь до ночи.
В Духов день, когда многие из личного состава находились в увольнении, нам неожиданно повезло. В тот день после обеда я отправился на прогулку в питомник на склоне лощины близ огороженной части парка. Интересно, праздно думал я, что случится в этот солнечный мирный день? Все было спокойно. Листья на деревьях уже совсем распустились. Люди пребывали в праздничном настроении, хотя в те дни в Германии это означало только то, что у населения появилась возможность подумать о вещах, о которых они предпочли бы не вспоминать. Планировали ли что-нибудь пленные? Разумеется, да! И по счастливой случайности мы их поймали на месте преступления.
Один наш разнорабочий, пожилой мужчина, потерявший ногу в Китае, внезапно припомнил о какой-то работенке, которую пообещал сделать для своей жены. Он взял свою связку ключей и, пройдя через наш двор, направился к мастерским на южной стороне замка. В плотницкой мастерской он вспугнул двух человек в шортах и рубашках цвета хаки. Они выскочили наружу и, кинувшись вверх по лестнице, исчезли наверху. Рабочий окликнул часового снаружи и быстро заглянул в следующую комнату. Там находился другой человек в том же одеянии! Старик встал спиной к двери и, принявшись размахивать самым большим из ключей, старинным и довольно увесистым, прокричал: «Не подходите или я вас ударю!»
Прибыл полицейский отряд и забрал лейтенанта Гамильтона-Бейли, занятого сортировкой великолепной коллекции трофеев. Он открыл несколько ящиков и разложил на полу перед собой кучу всевозможных проводов, переключателей, предохранителей и инструментов.
Часть полицейского отряда тем временем громыхала вверх по лестнице в погоне за двумя сбежавшими. Обойдя все этажи и дойдя до самого верха наших помещений, они добрались до чердака, где, наконец, нашли дыру в крайнем фронтоне.
Она вела на крышу здания, которая была на два фута ниже нашей. Они выбрались на нее, а оттуда через окно попали на чердак. Пол чердака одновременно являлся кровлей над винтовой лестницей, ведущей с первого этажа на верхний этаж в углу столовой. К тому времени, как мы прорвались через все эти препятствия, их след уже простыл.
Заключенные пытались пробраться в наши помещения в этой точке пересечения уже со всех уровней — из столовой, по туннелю через уборные из своей длинной комнаты, из голландских помещений на третьем этаже, через дыру в задней стене столовой на четвертом этаже — и теперь вот через чердаки! Только благодаря везению мы обнаружили этот новый путь в наши собственные помещения как раз вовремя, чтобы успеть предотвратить побег и избавить себя от серьезной потери электрического оборудования.
Через три дня полицейский отряд поймал майора Андерсона и двух других офицеров в туннеле под операционным креслом в кабинете дантиста. Несомненно, как бы ни шла война в других местах, в Кольдице побеги не прекращались.
Снова и снова в ходе обысков в 1944 году мы натыкались на самодельные подзорные трубы, а подчас и людей, стоящих у окон и просматривающих ближний и дальний горизонт с этими полезными инструментами.