Колдовская магия

Это был трудный вопрос, потому что Катла не совсем знала, что от нее ожидали услышать в ответ, поэтому через мгновение она рассмеялась и просто сказала:

— В себя.

Предполагалось, что она пошутила, но Фестрин склонила голову набок, и ее огромный единственный глаз посмотрел на Катлу совершенно серьезно. Потом губы сейды дрогнули.

— Чувствую, эта вера в жизни приносила тебе немало неприятностей. Я также ощущаю, что ты сама многого еще о себе не знаешь. Что у тебя получается лучше всего?

Загипнотизированная голубым глазом колдуньи, Катла выпалила:

— О, лазанье по скалам, а еще изготовление мечей и кинжалов…

И замолкла, осознав, что наговорила.

А Фестрин снова улыбнулась:

— Так какая же вера у тебя осталась, с одной-то рукой, когда ты не можешь делать ни одно, ни другое?

Катла почувствовала, как непривычно наливаются слезами глаза.

— Я… я не знаю.

Сейда наклонилась поближе:

— А что, если Эльда, Катла? Как твоя связь с миром — ты ощущаешь ее? Думаю, да, но пока что этого не понимаешь.

Катла уставилась на одноглазую женщину.

Девушка вспомнила, как ее ладони очень приятно зудели, когда она работала с металлом, как толчок энергии иногда распространялся по ее рукам, пока она лазала по горам, как с ней говорил Замок Сура на языке, который понимали только ее кровь и тело, как деревянная палуба корабля пульсировала жизнью под ее руками, когда они приближались к острову. Как легчайшее прикосновение к теплому граниту над залой этим самым утром превратило ее кости в желе, и на мгновение она ощутила в голове слова, будто сама Эльда пыталась что-то сказать ей…

— Что-то произошло с тобой недавно, Катла Арансон, что-то, явно связанное с твоим увечьем, и оно обратило тебя к магии земли. Я чувствую ее и в тебе, и вокруг — в последнее время повсюду, — но в тебе, Катла, она очень сильна. Что случилось с тобой? Твоя бабушка только сказала, что ты обожглась. Это случилось в кузнице?

— Истрийцы пытались сжечь меня на Большой Ярмарке.

Глаз Фестрин засверкал.

— Они суеверные опасные дураки. Погубили тысячи несчастных душ, несших в себе магию, и даже не осознавших этого, и никогда не причинявших зла, предлагавших всего пару безвредных зелий.

— Не за колдовство, — поправила Катла и рассказала свою историю.

Когда она подошла к тому моменту, как ее пытались сжечь на костре, брови девушки сошлись в одну линию.

— Я помню своего брата Халли и кузена Тора в толпе, помню, как меня привязывали к столбу и поджигали дрова, помню, как истриец, которого я считала своим другом, приближался ко мне с обнаженным мечом… и больше ничего, пока не проснулась на корабле, плывущем домой.

— А это, — Фестрин дотронулась до забинтованной руки, — случилось на костре?

Катла кивнула.

— Хочешь вернуть себе руку, Катла? Такую, как раньше, сильную и красивую, с пятью пальцами, такими же нормальными, как до костра?

Ну, над этим уж раздумывать не надо.

— Конечно!

— Тогда тебе придется найти силы поверить в себя, а я помогу тебе излечиться…

Катла почувствовала явное разочарование. Вообще-то она ожидала или отъявленного мошенничества, или мгновенного магического исцеления. Помощь в самостоятельном выздоровлении предполагала длительный, изматывающий процесс, и никакого чуда не предвиделось.

Она повесила голову.

— Ох, — вздохнула Катла.

Фестрин рассмеялась. Резкий звук ее смеха заставил нескольких человек за столом обратить на них внимание.

— Покажи мне свои мечи и кинжалы, — попросила сейда.

На улице уже было совершенно темно, по небу рассыпались звезды. Катла, держа факел, прихваченный из кучки у очага, повела сейду в кузницу.

Они прошли мимо уборной, где кому-то было очень плохо, и конюшни, где тихо ржали пони. Добравшись до амбара, Катла обнаружила, что внутри кто-то есть: лучина отбрасывала через дверной проем длинные тени. В замешательстве девушка махнула Фестрин, призывая ее двигаться осторожнее, и вдвоем они подкрались поближе.

Прежде чем женщины достигли двери, Катла узнала голос отца, ясно раздававшийся в ночном воздухе.

— Нам нужен Дансон. «Птичий Дар» не годится — он не устоит перед плавучими льдинами на дальнем севере.

— Мы можем сами его оснастить.

Голос Халли, глубокий баритон, сейчас удивительно напоминал голос Арана.

— Вопрос не только в установке ледореза. «Птичий Дар» — скоростной корабль. При увеличении массы он потонет в высоких волнах, — нетерпеливо ответил Аран.

Теперь в разговор вмешался Фент, голос его был тоньше и резче, чем у Халли, как и телосложение.

— Давайте лучше убьем Тэма Лисицу и заберем «Снежного Волка». Оснастим его, как нужно.

— Фент! Это неудачная шутка, — потрясенно воскликнул Халли, но Катла знала своего близнеца слишком хорошо.

Ребенок, вспыльчивый и безрассудный, выкрикивающий оскорбления и пускающий в ход кулаки, только чтобы потом расплакаться от угрызений совести, вырос в опасного человека. Эгоизм превратился в слепой эгоцентризм, самовольность вскормила дикую порочность, настойчивость обратилась одержимостью, уверенность в себе развилась в спесивость, высокомерие и жуткое ханжество. Она бы не стала становиться на его пути.