Колдовская сила любви (СИ)

— Что ты, это такое дело, расскажу, не поверишь. Оказывается, в Заполярье есть большие кладбища этих животных. В вечной мерзлоте они отлично сохранились. Так вот они оттуда их возят, а потом за кордон переправляют. Сумасшедшие деньги.

— Все ясно. Это мне знакомо. Вокруг нас тоже эти падальщики, как мы их называем ходят. Особенно, как в Союз вернулись, тут же объявились, не успели мы палатки поставить.

— Зой, я только одного не пойму, как им удается все это вывозить, ведь это контрабанда чистейшей воды?

— Ха, сейчас это плевое дело. Кости они наверняка вывозят на какой-нибудь склад на один из военно-транспортных аэродромов, что разбросаны по всей стране, а потом договариваются сделать якобы транзитную посадку и попутно забирают груз. Досмотра нет, а груз прямым ходом в Подмосковье. Там его развозят и где-нибудь в гаражах или на складах хранят, а потом потихоньку вывозят из страны.

— Ты так думаешь?

— Не думаю, а знаю. Мы тоже с этим сталкивались. Нам прямо говорили, хотите заработать, пожалуйста, включайтесь в цепочку, и будете получать проценты. Таковы ныне нравы.

— А вы что?

— Ну, у нас знаешь руководитель экспедиции какой. Классный мужик. С мировым именем. Он свой авторитет, ни на какие бабки не променяет. Он их сразу отшил и они больше к нам ни ногой.

— Понятно.

— Слушай, а ты вообще как сейчас живешь-то?

— В смысле?

— В прямом, ты же не работаешь.

— А в этом смысле. Нет, здесь как раз у меня проблем нет. Василис оказался порядочным человеком. Оформив развод, открыл счет на мое имя. Оставил мне двадцать пять тысяч долларов.

— Сколько?

— Двадцать пять.

— Ничего себе. Да, вот это действительно молодец. Уважаю таких. Может, конечно, для него и не очень большая сумма, но всё же.

— Так что в этом плане все нормально.

— Ладно, деньги деньгами, а по жизни, что думаешь?

— Ничего. Знаешь, на душе так хреново. То волком выть хочется, то смеяться. Хочется все бросить и всё с нуля начать.

— Это ты брось. Все равно, все что было, при тебе останется. От прошлого не убежишь. А вот изводить себя совершенно не к чему. Жизнь, она ведь остается, какие бы подарки нам судьба не преподносила. И потом, Маш, тебе всего ничего, встряхнись, выйди в свет, покажи себя, а мужики, как мухи на мед на тебя слетятся. Ты вспомни, какая ты была на курсе. Знаешь, я ведь честно скажу, как я тебе тогда завидовала, — Зойка облокотилась о стол рукой и мечтательно посмотрела на Машу.

— Нашла чему завидовать.

— Нет, было чему. Ты ведь была первая красавица не то что курса, факультета, а уж как парни на тебя смотрели. Того и гляди, слюни изо рта польются, — Зойка рассмеялась, а вслед за ней и Маша.

— Скажешь тоже. Была и сплыла твоя красавица расписная.

— Сама ты сплыла. Вовсе нет. И не смей так про себя говорить. Была и остаешься самой красивой девахой, которую я знаю. Поняла?

— Поняла, — и они соприкоснулись лбами и рассмеялись.

— Слушай Зой, я так рада, что ты приехала. Ты как, надолго?

— Пока не рожу, а там видно будет.

— А Леня где?

— Как где, дома, шмотки разбирает. Ой, кстати, надо позвонить, а то, небось, волнуется. Мать честная время уже десятый час.

— Так ты чего бросила его и сразу ко мне?

— Ну, ты же сама сказала, что у тебя проблемы и по голосу поняла, что надо бросать всё и к тебе ехать. Я так Лене и сказала, если что заночую, не жди.

— Зойка, ты…

— Знаю, чудесная подруга и все такое прочее. Пойду, позвоню, что выезжаю.

Маша проводила Зою и попросила ее, как приедет домой, позвонить. Вскоре та перезвонила и сообщила, что уже дома. Маша попросила её передать привет Лене и повесила трубку. Она почувствовала, как у неё полегчало на сердце, и она обернулась, так как ей показалось, что в дверь заглянула мать. Так оно и оказалось. Мария Андреевна стояла в дверях и смотрела на Машу влажными от слез глазами.

— Мам, ты чего?

— Нет, ничего, это я так.

Маша вскочила и, подбежав к матери, обняла её, прижала к себе и тихо произнесла:

— Мам, прости меня.

— За что же мне тебя прощать?

— За все, за те слезы, бессонные ночи, за все глупости, которые я натворили в этой жизни.

— Что ты, Машенька, в жизни еще так много будет испытаний. Лишь бы тебя они обошли стороной. А слезы и бессонные ночи, это удел всех матерей. Станешь ей, сама узнаешь и поймешь, как болит сердце, когда видишь, а помочь не можешь, потому каждый сам решает свою судьбу, а уж правильно или нет, одному Богу известно.

Обнявшись, они стояли и молчали, мать и дочь, объединенные горем и радостью прожитых лет.

Глава 4