Колдовские чары

— Я службу свою не люблю, но служил я честно и не продам секретов. Честный я, да! — и он с пьяной похвальбой ударил себя в грудь. — То-то я и смотрю, ты хорошо говоришь, а только вижу, что ты — ненастоящий «кокни».

И Джим подозрительно уставился на своего собеседника, вероятно, пытаясь установить характерные приметы «лица испанской национальности».

— А я знаю, что ты честный, Джим. Только для кого ты честен? Для службы, которую не любишь? Для королевы? Так мы королеву твою и не обидим. Нарисуешь план, а тюрьма-то на прежнем месте и останется стоять, только тебя больше в ней не будет. А будешь ты где-то во Франции, в своем винограднике, возле своего большого дома сидеть и ждать, когда твое вино поспеет. А как оно поспеет, возьмешь ты кружку величиной с ведро, своим вином наполнишь и всю ее выпьешь до дна. А рядом — твоя жена, сидит и обнимает Джима, который вдруг стал богатым и не ходит в вонючую тюрьму, чтобы давать там суп из рыбьей чешуи всякой преступной сволочи. Ладно, Джим, иди, коль ты честный малый. Мы за такие деньги других найдем.

Джим сидел молча примерно с полчаса. Потом стаканчик джина осушил и сказал:

— Бумага есть?

— Найдется, — вынул Костя лист и карандашик. Все это подвинул к Джиму, и тот стал рисовать…

Рисовал Джим долго, ибо Тауэр имел сложный план, много было там закоулков, переходов и этажей. Нарисовав, поставил он крест в одном месте. Молча, да ничего объяснять и не требовалось. Вот она, камера, где содержится Мария Шотландская!

— А не соврал? Ничего ты не напутал, Джим? Ведь ошибка может стоить тебе жизни, учти…

— Да я замок этот, как свои пять пальцев знаю, а Марии сам еду носил.

— У дверей Марии есть стража?

— Да, двое, с алебардами!

— У кого ключи от двери?

— Комендант их носит.

— Видел, какой «бородка» формы?

— Видал. Такая вот. Дай нарисую, — и Джим слегка дрожащей рукой изобразил ключ. — Правда, трухлявая та дверь. Можно и ломиком открыть, если в месте замка нажать. Все, гони монету!

— Куда положишь?

— Куда-куда — в карманы! — зло Джим сказал, и Костя стал передавать ему дукаты по десять штук. Тот считал и опускал в карман. Когда пояс опорожнился, «старый приятель» сказал ему:

— Ну, а теперь ко мне домой пойдем. Там остальное тебе отдам.

— Не пойду к тебе. Завтра в это же время, за этим столом отдашь вторую половину.

— А если обману и не приду?

— Тогда, считай, и я тебя тоже надул. Вот и будем квиты. Придешь!

— Нет, сюда я не приду, — твердо сказал Костя. — Боюсь, приведешь шпионов. Или со мной сейчас идешь и получаешь еще двести пятьдесят, или больше с тобой не встречаемся.

— Идем, — сказал тюремщик. Так и не доев жареного поросенка, они вышли в вечерний Лондон. Скоро они оказались у дома, где поселились похитители.

Константин вынес деньги.

— Только взгляни, а пересчитывать не нужно. Врать не буду. Спасибо тебе, старый сотоварищ Джим. Не ограбят тебя по дороге?

— Знали бы, какое несу богатство, непременно бы убили. А так — навряд ли. Ну, прощай, не свидимся уже. Завтра утром во Францию отбуду.

— Правильно. Там теплее. Ну, дай Бог тебе всего!

И Костя отправился в дом.

Глава пятая,

где ход истории вроде бы меняют, вот только он пока что остается прежним

Костя явился с планом Тауэра на квартиру, где ждали его Хосе и Рамон. На плане было указано место заключения Марии, посему испанцы, вопреки своей сдержанности, даже захлопали в ладоши. Все трое наклонились над листом бумаги, освещенным горящей свечкой.

— Если этот Джим нас нарочно не надул, чтобы остаться честным, то такой бумаге нет цены.

— Вряд ли надул, такие вещи я сумел бы просечь, — ответил Костя. — К тому же, он был вдребезги пьян, как бы это сказать?.. Раскрылся он.

— Кстати, — сказал Рамон, — я сегодня снова был у Джерома Лутца, и он сказал, что суд над Марией почти завершен. Сразу после вынесения приговора ее должны казнить, и уже всем вполне ясно, каким окажется приговор. Но дня три у нас имеются.

— Мало, очень мало, — с досадой сказал Костя. — Нам нужна женщина, похожая на Марию!

— На улице хочешь ее подобрать? «Пойдем, скажешь, красавица, мы тебе дадим пятьсот дукатов, а ты подставь свою головку под топор!» Так что ли? — спросил Хосе.

— Нет, не так, — возразил Константин. — В Лондоне есть уголовная тюрьма, и там сидит немало женщин, приговоренных за разные провинности к смертной казни — как правило, к повешенью. Я должен туда проникнуть и привести на замену женщину. Думаю, что та, которая приговорена к веревке, с удовольствием согласится сыграть королеву на обитом красным сукном эшафоте.

— Может быть. Да только как ты туда пройдешь? Тебе помочь? — спросил Рамон.

— В облачении англиканского священника, вот как! Второе облачение я возьму для той заблудшей души, которую выберу. Я не буду спрашивать разрешения у нее, заставлю надеть рясу с капюшоном, повешу крест на шею. Так и выйдем.

— А стража? — спросил Хосе. — Кто впустит? Кто выпустит тебя уже вдвоем с той бабой?

— Постараюсь сделать так, чтобы меня пропустили и выпустили, — ответил Костя.