Жена хозяина гостиницы, мадам Питу, хотя и не была повитухой, оказалась сострадательной женщиной, достаточно поднаторевшей в подобных женских делах. Она постаралась как могла облегчить состояние Анжелы, а когда ей стало лучше, открыла дверь спальни перед Филиппом, оставив их наедине.
Филипп подошел к ее кровати с изможденным, посеревшим лицом. Дрожащим от горя голосом он произнес:
— Мой сын… мой сын…
Анжела закрыла от изнеможения глаза.
— Нам нужно было остаться на этом зловонном болоте, — мне следовало прислушаться к твоим словам, — опустившись перед нею на колени, он положил ей на грудь свою голову. — Прости меня, моя дорогая, прошу тебя.
Не открывая глаз, Анжела ответила почти безжизненным тоном:
— Не знаю, смогу ли я, Филипп.
9
Париж, 1804 год
Дом на улице Невер был небольшим и высоким, как и все остальные по всей округе. Сад, расположенный за домом и окруженный высокой стеной, был не больше ее клумбы для камелий в "Колдовстве". От мартовских холодов листья деревьев порыжели и почти все облетели. Каким контрастным выглядел здешний пейзаж в сравнении с облитым весь год солнцем хитросплетением зеленых, цветущих кустов, с увитыми вьющимися растениями деревьями в "Колдовстве", с их длинными свисающими бородами мха и гирляндами белой омелы. Трудно было это сейчас все представить.
Просыпаясь в своей спальне, расположенной над двумя лестничными пролетами, возле теплого, спящего Филиппа, Анжела уже не слышала криков пересмешников, мягкого ржания, доносящегося с конюшни, где Жюль задавал корм лошадям, а внимала лишь монотонному чириканию воробьев, подающих сигнал о приближении уличных торговцев, или крикам с причаленных поблизости к берегу Сены лодок. Призывные возгласы, приглушенные утренним туманом, распластавшимся вдоль реки, раздавались все громче и громче, покуда не превращались прямо под окнами в громкие завывания:
— Ус-три-ца!.. Све-жая ску-…м…брия… Жи… вая… селе-д-ка…!
Потом, через несколько секунд, эти возгласы перекрывал густой бас:
— Све… жие… толь…ко что из… печи… булочки. Пе…че…ные ябло-ки… Бу-…лоч… ки…
Она лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к приглушенному топоту слуг по лестницам, которые торопились вниз, чтобы перехватить странствующих торговцев, обменяться сплетнями со слугами из других домов во время покупки провизии для своих "месье и мадам".
"Здесь даже городские запахи совсем иные", — подумала она, вспоминая, как пахло от горящих на кухне дров в "Колдовстве" и этот запах был сдобрен мускусным ароматом гниющих листьев на болоте. Раннее утро в Париже пахло рыбой, свежевыпеченным хлебом и лепешками свежего лошадиного навоза, от которого еще шел пар.
В это мартовское утро она услыхала новый голос, на сей раз баритон, который напевал на улице у них под окнами:
— Португалия! Португалия!
— Что он продает? — поинтересовалась она у Филиппа, который еще не открывал глаза. Но она знала, что он не спит. Она играла с его волосами на груди, наматывая их себе на палец.
— Апельсины, — прошептал он. — Их доставляют сюда из Португалии, — перехватив ее руку, он поднес ее пальчики к губам.
Сбросив одеяло, он поднялся с кровати, заставив ее завопить от охватившего ее холодного сквозняка. В доме номер десять по улице Невер всегда было темно и холодно, и это все больше удручало ее. Как все это было не похоже на тропическую жару, не прекращавшуюся почти весь год; на яркий свет, пробивающийся через ставни во все просторные с избытком свежего воздуха комнаты у нее в "Колдовстве".
Филипп рассмеялся из-за ее воплей, но, живо повернувшись, склонился над ней и заботливо подоткнул под нее одеяло, прикрыв Анжеле плечи и нежно ее поцеловав. Потом через смежную дверь он пошел к себе в комнату, где его уже ожидал лакей с чашечкой кофе.
Его не будет дома почти весь день, об этом знала Анжела, он все время встречался с влиятельными людьми, которые могли бы ему помочь заручиться благосклонностью Наполеона. Она оставалась здесь, чтобы заниматься только ничегонеделанием и только беспокоиться по поводу нового урожая сахарного тростника там, в "Колдовстве", — постоянно напоминала она себе.
С того времени, как она окончательно пришла в себя после этого страшного путешествия от морского побережья до Парижа, они вместе не завтракали. Они снова начали испытывать друг к другу нежную страсть, но хотя Анжела знала, как Филипп горевал об утрате наследника, которого он с таким нетерпением ждал, она оказалась неспособной разделить с ним свои глубокие страдания. Никто из них никогда не говорил о той беде, которую пришлось испытать в ту ночь, когда произошел выкидыш.
Через несколько минут после ухода Филиппа в дверь тихо постучали:
— Войдите! — сказала Анжела.
Вошла Минетт с кофе и булочками на подносе, который она молча поставила на круглый, накрытый скатертью столик возле ее кровати под балдахином.
— Доброе утро, Минетт, — сказала Анжела, устраиваясь поудобнее на подушках.
— Оно совсем не доброе, а дождливое и холодное, — ответила девочка.