А я вдруг почувствовала такую усталость, что села на пол прямо в коридоре, и сквозь непонятно откуда взявшийся звон в ушах не слышала ни восклицаний соседки, ни слов учителей. Видела встревоженные лица, но подняться не могла — ни встать, ни ответить… И только мягкий голос госпожа Ирины преодолел жуткий звон, гудевший, как многократное эхо:
— Кира, вернись к нам. Твоё место по эту сторону. По ту сторону — только ду́хи, только тени.
«Иди сюда», — в тот же миг, с холодной лаской, прозвучало в моей голове. И я двинулась на голос. Но Ирина снова позвала меня по имени, а Надея больно вцепилась в руку.
— Кира!
«Иди сюда!»
«Я приду. Позже. Пока меня ждут… там… в школе…»
И я поскорее побежала прочь, сама не зная, от чего. По сторонам мелькали факелы с серым застывшим огнём, ноги по щиколотку обвивал туман, было сыро, стыло… Плывущие каменные стены, лабиринты, гудящие барабаны…
— Кира. Кира!
Я улыбнулась госпоже Ирине и ясно, легко выговорила:
— Я здесь. Простите меня за переполох. Кажется, я просто уснула с огоньком в руках… Случайно… И появилась тень. Вы меня теперь выгоните из Муравейника? Из-за того, что я могу вызывать тени?
— Да куда тебя выгнать? Госпожа Кодабра, её и вправду надо учить вместе со старшими. Времени на сказки и мётлы нет. Боюсь, если Ольха не научится контролировать тени и стёкла, в школу явится сам Эхогорт…
— Типун вам на язык, Орей! Кира, в кровать! — велела Кодабра. — Я наведу сон без снов, а то ещё, чего доброго, во сне что-нибудь натворишь.
— Аа… — пробормотала я и шмыгнула в комнату следом за Надеей. Это было весомым аргументом — что я могу ещё что-нибудь натворить…
Орей, к которому обращалась Кодабра, повернулся ко мне:
— Насчёт твоего обучения, Кира, поговорим завтра. А пока, госпожа Кодабра, действительно, — усыпите девочку.
— Само собой, ректор, — хмыкнув, кивнула та.
Так значит, этот Орей — ректор? Выхо… дит… да…
Грозная преподавательница колдовских стёкол усыпила меня на полумысли.
Сквозь стекло
Днём меня предсказуемо разбудила Надея. Хотя какой там днём… Судя по розовым солнечным лучам, лесенкой выстроившимся вдоль стен, было далеко за полдень, и дело бодро шло к вечеру. Несмотря на сон длиной в половину суток, чувствовала я себя совершенно невыспавшейся и разбитой. Но безжалостная Надея упорно стаскивала с меня тёплое одеяло…
— Ты же говорила, что уроки ночью, — пробормотала я, пытаясь забиться под подушку.
— Уроки — ночью. Но если всю ночь ты будешь учиться, а потом дрыхнуть дни напролёт, то пропустишь всю настоящую жизнь. И смотри-ка, кто к тебе приполз!
Я сощурилась, пригляделась и взвизгнула. Морща простыню цепкими лапками, по постели ползла летучая мышь.
Вспышка давешней тени. Мороз. Тьма.
— Надея! Надея, убери её от меня! Ааа!
— Да что ты так нервничаешь? Не узнала?
Мышь была уже почти около подушки. Я судорожно вытягивала из ладоней огонёк — тщетно. Невзирая на крик, мышь взобралась на плечо и уцепилась за волосы.
— Сними её с меня! Сними!
— Это ж твой Пыхалка!
— Как? Нет! Это мышь! Мы… мышь?
Летучая мышь презрительно пискнула, завернулась в крылья, — и вот уже на моей подушке лежит рыжий комочек с пушком на макушке.
— Пыхалка?
— Он самый. Тебя выбрал дракоша-оборотень.
— Вот это поворот!
— Дракон и летучая мышь в одном флаконе… Да уж. Моксер таким похвастаться не может.
Пыхалка тем временем снова превратился в мышь и заполз ко мне на плечо. Не скажу, что это было очень приятно, — коготки царапали кожу, а пахла мышь камышами и болотом.
— Ну ты и напугал меня, дружище… Не делай так больше!
Надея хмыкнула и хлопнула в ладоши:
— Так он тебя и послушался. Ладно. Встаёшь или нет? Кроме занятий, в Муравейнике есть куча других интересных занятий!
— И чем ты предлагаешь заняться?
Поглаживая Пыхалку, я думала лишь о том, как мне хочется спать. Такая уж у меня «сонная философия»: когда не высплюсь, и калачом из-под одеяла не выманишь… Но у соседки были другие планы. В комнате вдруг запахло блинами и бананами — а потом на меня пролился маленький коричневый дождь, тёплый и сладкий…
— Надея! Липко! Это что?
— Да что ты визжишь? Это кленовый сироп! Ешь, и пошли!
Пыхалка в мышиной ипостаси с удовольствием лизал мои мокрые от сиропа щёки.
— Да куда пошли-то?
— Сама увидишь, — бросила Надея, роясь в шкафу и швыряя на кровать рубашки и блузки. — Накинь что-нибудь, там прохладно.
Больше я вопросов не задавала — съела приправленные сиропом блины, непонятно как появившиеся на прикроватной тумбочке, расчесалась и, всё ещё ворча, влезла в шлёпанцы и потопала к дверям.
— Как чучело, — констатировала Надея. — Хоть кроссовки надень…
Пока я шнуровала кеды, она накинула на меня какой-то плащ и вытащила из комнаты — полуобутую, полусонную и жутко брюзжащую.
Мы вышли в просторный белый холл — точно такой же, как тот, где я впервые встретила Нору, — и остановились у витражного стекла. Здесь тоже были квадратные ячейки с самыми разными пейзажами — улицы, холмы, дома… Надея ткнула в самый нижний квадрат, в котором виднелся какой-то балкон.
— Знаешь, как пользоваться?
— Нет, конечно! Откуда?