Колдовское наваждение

— Мой мальчик, мой дорогой мальчик, твой папа, наконец, вернулся с войны, но он был сильно ранен и теперь очень болен. У него болят ноги и рука, и он не может ходить, а на лице у него большой шрам… Это тот человек, которого ты видел в доме у дедушки.

Мальчик нахмурил брови.

— Он кричал… — вспомнил Джонни.

— Это потому, что он испугался. Он испугался, что не понравится тебе из-за своего шрама. Но вообще-то он очень хочет тебе понравиться. Когда тебе, Джонни, снится страшный сон, ты пугаешься и кричишь — вот и папа тогда испугался.

Джонни все так же внимательно смотрел на маму, а та продолжала:

— Ты хотел бы с ним встретиться? Он очень хочет повидать тебя. Папа здесь, рядом, вон за той дверью. Очень скоро мы будем жить все вместе.

Мальчик кивнул в знак согласия, и Патриция, ободряюще улыбнувшись ему, постучала в каюту Эмиля.

Им открыл сержант Джексон. Патриция попросила его подождать на палубе, пока она поговорит с мужем. Выражение лица сержанта совсем не было дружелюбным, и он молча вышел на палубу.

Патриция поняла, что Джексон считает ее холодной, расчетливой и жестокой женщиной после того, как слышал ее последний разговор с мужем.

Но уже давно Патриция решила для себя, что если хочешь добиться своей цели, то не нужно обращать внимания на мнение окружающих. Этому научила ее трудная жизнь, начавшаяся со встречи с Эмилем.

Она решительно вошла в каюту, крепко сжимая в своей руке ручку Джонни. Эмиль лежал в постели. Заметив их, он, ничего не говоря, стал рассматривать Джонни.

Его сын одной рукой держался за руку матери, а в другой крепко сжимал игрушечного солдатика.

— Папа? — неуверенно произнес Джонни.

Эмиль побледнел и бросил на Патрицию негодующий взгляд. Она уже была готова повернуться и увести мальчика, но спохватилась.

«Никакой жалости, он должен начать новую жизнь — рано или поздно», — твердила сама себе Патриция. И, пропустив сына вперед, оставила его на середине каюты, а сама быстро ушла и плотно закрыла за собой дверь.

Эмиль тяжело вздохнул и посмотрел на ребенка. Он боялся, что Джонни сейчас закричит и убежит вдогонку за матерью. Но, к его удивлению, ничего подобного не произошло.

Без всякого страха Джонни прошел вперед и внимательно посмотрел на отца. Потом, подойдя еще ближе, он протянул Эмилю свою игрушку.

— Солдатик, — сообщил мальчик, как будто можно было принять его за что-то другое.

Эмиль, облизнув пересохшие вдруг губы, ответил:

— Да, я вижу. Очень красивый солдатик.

— Ты… — сказал мальчик и указал ручкой на Эмиля.

— О, ты даришь мне этого солдатика?

Джонни покачал головой.

— Нет. Ты тоже солдат.

— Ах, да, да… Я был солдатом, — сухо произнес Эмиль. Что он мог еще сказать двухлетнему малышу?

А Джонни смотрел на него все так же внимательно, как будто проверял что-то.

Эмилю тоже было интересно рассматривать сына. Мальчик рос храбрым и смышленым, как настоящий мужчина, и в этом была заслуга Патриции.

Он был очень похож на Эмиля в детстве — такие же черные волосы и темные блестящие глаза, упрямый подбородок. И в его маленькой фигурке и походке чувствовалось тоже что-то фамильное. Маленький Шэффер, его сын!

Какое-то странное чувство овладело Эмилем. А мальчик тем временем, совсем осмелев, вскарабкался на постель и сел рядом с ним. Он сидел, болтая своими маленькими ножками, и рассматривал с любопытством шрам на щеке у отца. Сердце у Эмиля заныло. Он ожидал, что сын испугается и заплачет, но Джонни очень осторожно дотронулся пальцем до сине-багрового рубца и спросил:

— Что это такое?

— Шрам, — ответил Эмиль. — Несколько острых кусков металла от снаряда угодили мне в лицо и разрезали его.

Джонни нахмурил бровки и спросил:

— Больно?

Эмиль облегченно вздохнул. Его сын не испугался шрама, он интересовался им.

— Сейчас не больно. Было больно, когда все случилось, — произнес Эмиль.

— А ты мой папа? — спросил мальчик, удовлетворив свой интерес по поводу шрама.

— Да, я твой папа, — ответил Эмиль.

Ребенок некоторое время переваривал всю эту информацию молча, а затем спросил:

— Что такое «папа»?

Отец слегка улыбнулся и задумался. Он не привык отвечать на детские вопросы.

— Ну, «папа» — это один из родителей. — Папа — мужчина.

— А кто такой «родитель»? — вновь спросил мальчик.

— Твоя мама — родитель. Мама, такой же самый родитель, как и папа; только мама — женщина, а папа — мужчина.

Джонни восхищенно посмотрел на отца, а Эмиль продолжил:

— Это значит, что ты мой сын. Я женат на твоей маме.

Джонни вдруг улыбнулся и сказал:

— Мама очень красивая.

Глаза Эмиля сразу же потемнели, и он сказал равнодушно:

— Да, она красивая.