Колдовской апрель

— И не говорите! Моя жизнь — это бесконечная череда страданий. Сказал Данте, не я, но я с ним совершенно согласен. Кстати, меня строго предупредили насчет вас, так что на всякий случай я сяду напротив. Я так понимаю, Рик сам на вас запал. Я клятвенно обещал. Мое слово — кремень. Могила. Склеп. Кстати, как вам у нас? Эй, чего это вы краснеете?

— Уверяю вас, вы ошибаетесь. Рикардо меня практически не переваривает.

— Ха! Ну вы даете! А зачем он пригласил вас пожить в палаццо?

— Я думаю, чтобы проще было за мной присматривать.

— Ага, понимаю. И заодно надавить насчет Каза Розале.

— Да, наверное.

— Он чертовски сильно хочет вернуть дом, это верно.

— Я его отчасти понимаю.

— Чего? Вы что, красавица!

— Не то, чтобы я соглашалась, но…

— И не вздумайте! Он не может вас заставить.

— Теоретически не может, но…

— Не позволяйте ему переехать вас, словно вы щепочка на пути асфальтового катка! Я с вами! Мы будем сражаться! Я, конечно, не обещаю огневой поддержки, детская психотравма — это вам не насморк, но партизанскую войну в тылу противника гарантирую. И потом — душой я с вами, прямо на баррикадах!

Джина грустно улыбнулась и задумалась. Адриано с участием наблюдал за ней, а потом осторожно спросил:

— Боитесь проиграть?

— Боюсь… И проиграть боюсь, и победа вряд ли обрадует.

— О, узнаю брата Рикко! Большой Брат всегда умел подавлять людей… Между прочим, я вас понимаю. Когда Рик по-настоящему взбешен, у меня душа уходит в пятки. Сегодня еще ничего, хотя и влетело за эту несчастную встречу.

— А вы не думаете, что насчет этого он прав?

Голубые глаза с упреком воззрились на нее. Адриано склонил голову на плечо и простонал:

— Только не говорите, что вы на его стороне!

— Я не на его стороне, просто… работа есть работа.

— Да поймите вы, прекрасная Джина, это он у нас босс, акула капитализма, хозяин на своей земле и прочее, и прочее. Я — натура творческая и безалаберная, я пою, как жаворонок, потому что мир вызывает у меня желание петь — а мне говорят "Иди и договорись о поставке мраморных унитазов в гостиницу Санта Кроче". Какой жаворонок это выдержит? И потом: нельзя же всю жизнь твердить мне, что я никчемный, бестолковый, несобранный и так далее? Я же могу в это поверить — и мир потеряет своего жаворонка, приобретя взамен мерзкого нахлебника.

Внезапно Адриано замолчал, а затем произнес очень спокойно и серьезно:

— Я не должен с ним работать, в этом все дело.

Джина почувствовала к парню настоящую симпатию.

— Разве он вас… тебя заставляет?

— Ну, не то, чтобы заставляет… Просто держит на коротком поводке. Ты знаешь, у меня есть деньги, но до тридцати лет я могу только хвастаться, что они у меня есть. Хочешь вина? Нет? А я выпью. Так вот, до тридцати лет я совершенно в его власти. А мне надоело жить в этом сыром мавзолее под названием Венеция. Я не могу ждать до тридцати лет! Я хочу уехать. В Штаты, например, или в Мексику… Мама сглупила, послушавшись моего Большого Брата.

— Так это он настоял? У меня сложилось впечатление, что ваша мать была женщиной с сильным характером.

— Да какая разница теперь-то? До тридцати лет я никуда не денусь. Бедный раб, томящийся в неволе…

Джина с усмешкой окинула взглядом ухоженные руки, шелковую рубашку с золотыми запонками.

— А на кого-нибудь другого ты не пробовал работать?

— Смеешься? Ты знаешь, что они мне предложили? Работать пять дней в неделю! Можешь себе представить?

— Какой ужас. Бедный раб.

— Ценю юмор, но для меня это и в самом деле кошмар. Здесь, у Рика, я по крайней мере могу иногда расслабиться и не приходить на работу. Главное, чтобы он об этом не узнал. Слушай, у меня сейчас еще и зубы заболят. От тоски. Что ты сегодня собиралась делать?

— Вообще-то пока не знаю.

— А Венецию ты уже видела?

— Нет, я только вчера приехала… Рикардо предложил съездить в Мурано, но…

— До вечера его теперь не жди. Работа для него все. Он вполне способен помчаться на ту встречу. Джина, ангел, не смотри с таким укором, у меня правда болел живот. Честное слово! Только Рик, этот бесчувственный дьявол, может мне не верить, но ты-то…

— Ну, не знаю…

— Такая красивая и такая вредная! Не буду вести партизанскую войну, такая вредина и без меня справится. Ну Джина, ну пожалуйста! Давай куда-нибудь пойдем, а?

— Не думаю, что могу согласиться.

— Это из-за этого тирана? Думаешь, он будет против?

— Думаю, да.

— А тебе-то что? Пусть злится на здоровье. Или ты его боишься?

— Я думала, ТЫ его боишься.

— Боюсь. Когда он рядом. Но сейчас-то его нет!

— Но если мы уйдем, неприятности неизбежны.

— А мы ему не скажем. Будем как настоящие партизаны. Уйдем в леса. Скроемся от преследования. Забросаем следы перцем. Отстреляемся, в конце-то концов!

— Да, вот он придет, а нас обоих нет…

— Он не придет, говорю тебе. Контракт срывается — значит, можно хоть на голове стоять, он не заметит. Ну Джина, ты что, хочешь весь день дома просидеть? Хороший дом, не спорю, каменный, с окошками, но ведь тюрьма же! Потом: мы же вернемся вечером!