От имени жены мистер Уилкинс выразил все, что она могла бы выразить, и заметив леди Каролине – с неким намеком на юмор, ибо только так можно принимать дары, чтобы не смущать дарителя, – что тогда его жена может считать леди Каролину хозяйкой замка на эту первую неделю, и, повернувшись к миссис Фишер, добавил, что ей с его супругой в таком случае следует написать леди Каролине традиционное благодарственное письмо. «И адресовать его „некоему Коллинзу“ [26], – усмехнулся он, продемонстрировав, что знает довольно и из истории литературы. – Да, адресовать его надо „некоему Коллинзу“, это куда элегантнее, чем „Управляющему“».
Скрэп улыбнулась и протянула ему свой портсигар. Миссис Фишер не могла не смягчиться. Благодаря мистеру Уилкинсу был найден способ избежать расточительства, а расточительство она ненавидела столь же глубоко, как и необходимость за него платить, к тому же был найден способ ведения хозяйства. Потому что она было решила, что ее, на время ее столько краткого отдыха, все же вынудят это хозяйство вести – либо полнейшим равнодушием (со стороны леди Каролины), либо неспособностью объясняться по-итальянски (со стороны тех двух), и ей все-таки придется послать за Кейт Ламли. Кейт смогла бы. Они с Кейт вместе учили итальянский. Кейт дозволено было бы приехать только на этом условии.
Но то, что предложил мистер Уилкинс, было гораздо лучше. Действительно, весьма незаурядный мужчина. Что ни говорите, а более подходящего и приятного компаньона, чем интеллигентный и не слишком молодой мужчина, и быть не может. А когда она встала, поскольку дело, ради которого она приходила, было улажено, и объявила, что хотела бы прогуляться перед ланчем, мистер Уилкинс не остался при леди Каролине, как, увы, поступило бы большинство известных ей мужчин, а попросил дозволения сопровождать ее на прогулке; совершенно очевидно, что он предпочитал интересную беседу хорошеньким личикам. Разумный, приятный в общении мужчина. Умный, начитанный мужчина. Светский мужчина. Мужчина. Она была искренне рада, что не написала Кейт накануне. Зачем ей Кейт? У нее нашлось куда более приятное общество.
Но на самом деле мистер Уилкинс отправился с миссис Фишер вовсе не ради бесед, а потому что, встав, когда встала она, и намереваясь с нею раскланяться, он увидел, что леди Каролина вновь водрузила ноги на парапет и, заново откинувшись на подушечки, закрыла глаза.
Дочь Дройтвичей пожелали почивать.
И кто он такой, чтобы мешать ей?
Глава 16
Наступила вторая неделя, и началась она в гармонии. Приезд мистера Уилкинса, которого так опасались трое, а четвертая не боялась только потому, что свято верила в силу Сан-Сальваторе, гармонии не только не нарушил, но даже укрепил ее. Мистер Уилкинс вписался в компанию. Он был решительно настроен на то, чтобы угодить всем, и угодил. Он был весьма любезен с женой – не только на публике, к этому-то она привыкла, но и наедине, значит, хотел быть любезным, а то не был бы. А он действительно хотел. Он был ей так обязан, так был доволен, что она познакомила его с леди Каролиной, что действительно испытывал к ней теплые чувства. Испытывал он также и гордость – оказывается, в ней крылось нечто большее, нежели он предполагал, если леди Каролина так сблизилась с ней и была с ней так ласкова. Чем больше он относился к ней, как если бы она действительно была милой, тем больше раскрывалась Лотти и становилась все милее, и тогда он, тронутый ее превращениями, в свою очередь сам становился милее; так оно и шло по кругу – не порочному, а, напротив, весьма добродетельному.
Меллерш даже нежничал с ней – так, как он представлял себе этот процесс. По природе он был человеком холодным, и нежностей от него было не дождаться, но, как полагала Лотти, Сан-Сальваторе оказал на него такое невероятное влияние, что на этой второй неделе он порою трепал ее за оба ушка, а не за одно, и Лотти, потрясенная таким стремительным развитием привязанности, думала: если все продолжится в том же темпе, что он будет делать на третьей неделе, когда запас ушей у нее истощится?
Он был особенно мил во всем, что касалось умывальника, и искренне стремился занимать как можно меньше места в их маленькой спальне. В ответном порыве Лотти стремилась не крутиться у него под ногами, и спальня стала полем combat de générosité [27], где каждый из соревнующихся был все более и более восхищен противником. Он больше не пытался принять ванну, хотя там все починили, но каждое утро, проснувшись, сразу спускался к морю и, несмотря на прохладные ночи, из-за чего вода по утрам была холодной, окунался, как и следует делать настоящему мужчине, и приходил к завтраку, потирая руки и будучи готовым, как он сообщал миссис Фишер, ко всему на свете.