– Я устроился на работу, Ева, хорошо оплачиваемую и к тому же не слишком трудоемкую – у меня будет масса свободного времени и мастерская для занятий живописью. И я больше не буду зависеть от твоих денег.
– На работу? На какую работу?
Свен не ответил. Он нагнулся к ее портрету, который написал красками холодных тонов, и удивился, как правдиво удалось отразить сущность Евы. Ее губы были слегка приоткрыты, словно для поцелуя, но глаза смотрели напряженно, как будто она ожидала какого-то подвоха и готовилась дать решительный отпор. Работая над портретом, он даже не мог предположить, что когда-нибудь покинет ее.
Не отводя взгляда от портрета, Свен рассказал о своей должности ночного сторожа в Берленштайне.
– Ты теперь ночной сторож? И из-за этой ничтожной работы ты готов меня покинуть? – возмущенно воскликнула Ева.
– Да, я ночной сторож – шут на туристическом празднике жизни. Работа творческая, и она мне нравится.
– А как же наша… любовь?
Ева привязалась к нему: он был неординарным человеком и превосходным любовником. С ним было очень хорошо в постели, да и показаться на людях не стыдно.
– Любовь плавно трансформируется в дружбу. Мы станем закадычными друзьями.
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? А кроме того, я столько потратила на тебя!
Свен выпрямился:
– Я все тебе верну. Обещаю.
Он чмокнул ее в пепельные волосы и стремглав помчался вниз попросить грузчиков перенести кровать и другую свою мебель в микроавтобус. Когда он вернулся в квартиру, Ева стояла, держа в руках портрет, и ее глаза яростно блестели:
– Ты не можешь забрать у меня портрет, Свен. Это ведь мой портрет. И он принадлежит мне. Это я, я! Ты должен оставить его мне!
Ему только показалось, или ее глаза действительно заволокло слезами? У Свена защемило сердце: былые чувства не умерли окончательно. Да, поначалу они были очень счастливы и провели вместе столько страстных ночей любви. Она не стеснялась отдаваться ему свободно и бесстыдно, и он брал ее неутомимо и неистово. Казалось, что чем больше наслаждения они дарят друг другу, тем больше остается! Но потом… Она просто спрятала его под свою юбку, не давая свободно дышать!
Если он сейчас поддастся и уедет с Евой в Кельн, она еще больше опутает его своей ненасытной страстью и бешеными деньгами, и на собственном творчестве ему придется поставить жирный крест. Он станет секс-машиной на содержании у хорошенькой успешной и богатой куколки. И чем все это закончится, догадаться не трудно. Нет, нет и нет!
– Я бесконечно благодарен тебе, Ева, и никогда тебя не забуду. Если тебе понадобится помощь, можешь рассчитывать на меня. Но я хочу идти своим путем.
Актриса тесно прижалась к нему. Хорошо, она отдаст ему портрет, чтобы хотя бы так остаться с ним. От прикосновения ее упругих грудей и длинных стройных ног он почувствовал привычное напряжение в теле и, чтобы не поддаться соблазну начать любовную игру, невероятным усилием воли заставил себя отстраниться. Ева разочарованно вздохнула – привычный маневр не удался!
– Ты обещаешь помочь мне в случае несчастья?
Свен пообещал, взял портрет и буквально скатился вниз, испугавшись, что еще пара минут с ней, и он не устоит!
Прошло две недели.
– Через полчаса мы закрываемся! – крикнула Бриджит вниз в пекарню. – Согласен, дядя Пауль? В такую непогоду никто больше не зайдет.
Пауль Вислинг как профессиональный пекарь был мягким боссом, но как дядя иногда артачился.
– А что случилось? – громогласно прорычал он, заглушив звук механической тестомешалки.
Каждое утро Пауль Вислинг спускался в пекарню в три часа утра и уходил в семь часов, когда Бриджит открывала булочную. Он отдыхал в квартире наверху несколько часов и снова возвращался в пекарню, чтобы приготовить разные виды теста для сдобной выпечки и хлеба. Помощник пекаря уходил после обеда, и Бриджит часто приходилось помогать дяде в пекарне.
– Можешь закрывать, если считаешь нужным, – вздохнул дядя Пауль, входя в торговый зал. – Я только не понимаю зачем? У тебя рандеву?
Бриджит фыркнула:
– Я встречаюсь с Густи и Хельгой по поводу нашей поездки на Балтийское море. Через две недели мы уже стартуем!
Внезапно зазвонил дверной колокольчик. Бриджит удивленно вытаращила глаза.
В булочную вошла целая группа туристов из Японии – человек двенадцать! Не те ли это туристы, что провели прошлую ночь в компании нового ночного сторожа? Японцы тихо переговаривались между собой, разглядывая выставленные на прилавке и полках разные виды сдобной выпечки и хлеба. И все время вежливо улыбались ей.
– Ореховые улитки и творожные кармашки за полцены, – сообщила Бриджит. – Всего по пятьдесят центов за штуку.
Бриджит едва успевала паковать пакеты и пробивать чеки. Слышалось тихое хихиканье, шелест бумажных пакетов и позвякивание монет. С мокрых зонтов на пол капала вода. Когда все покупки были тщательно упакованы, японцы отвесили Бриджит вежливые поклоны, и через пять минут лавка опустела.
– Ничего не понимаю, – сказала Бриджит весело. – Никогда еще ореховые улитки не пользовались у туристов повышенным спросом. А эти раскупили все подчистую, дядя Пауль.