Колдовской мир. Хрустальный грифон

Приходилось очень трудно: дел было невпроворот, рабочих рук не хватало. Все, кто держался на ногах, работали. Даже маленькие дети выходили в поле со своими матерями и помогали, чем могли. Но силы наши были на исходе, и урожай собрали небольшой.

В середине лета, вместо традиционного пира, я собрала всех, кого наметила отправить в Норсдейл. И они пошли на север, в основном пешком, так как лошадей мы дать не могли.

Торосс не поехал с ними. Он мог бы перенести путешествие – рана зажила, – и я надеялась, что у него хватит здравого смысла уехать. И все же Торосс остался. Он даже стал другом маршала Дагэйла и его ближайшим помощником, когда маршал поправился и приступил к исполнению своих обязанностей.

В те недели мне было неспокойно. Хотя Торосс не искал встреч со мной, я постоянно ощущала на себе его взгляды, а его воля опутывала меня невидимыми нитями. Я могла только надеяться, что у меня хватит сил для сопротивления. Торосс мне нравился с самой первой нашей встречи. Тогда я увидела веселого, жизнерадостного юношу, столь не похожего на угрюмых занятых людей, окружавших меня всю жизнь. Он был умен, интересно рассказывал, великолепно умел поддерживать беседу, чувствовал себя свободно в любой компании. Я видела, как девушки не сводят с него глаз, и сама ощущала его очарование.

Ранение сказалось на его характере. И все же Торосс облегчал наше существование в те суровые дни. Он был уверен, что рано или поздно я приду к нему. Однако на чем была основана эта уверенность?

Наши мужчины смотрели на женщин как на собственность. Сначала, конечно, мужчина ухаживал за дамой, потакал ее капризам, но когда вводил в дом, жена становилась вещью: как охотничий сокол, гончая собака, лошадь. Женщина служила средством заключения союзов между лордами и не могла протестовать, даже если намеченная свадьба была ей не по душе.

Если какая-либо женщина пыталась восстать против своей судьбы, то считалось, что она примкнула к Темным Силам. От бунтарки отворачивались даже кровные родственники.

Моя жизнь складывалась сравнительно просто и легко – до этого момента. Госпожа Мэт, умная и энергичная, хорошо знала место, которое женщина долин должна занимать в доме. Брат доверил ей управление хозяйством. От госпожи Мэт я узнала многое, что было совсем необязательно знать девушке, которой предстоит войти в дом мужа. Изредка я присутствовала на совещаниях дяди и госпожи Мэт. Правда, я не осмеливалась по собственной инициативе высказывать свое мнение, но госпожа Мэт нередко обращалась ко мне с вопросами. По ее словам, будущая хозяйка должна принимать решения, однако для этого ей нужно немало знать и уметь.

Мой дядя считал своим правом отдавать приказы, которым все должны повиноваться, но он часто полагал необходимым объяснять их причину, хотя у него был скверный характер и он мог быть резким. Но по мере того, как я становилась старше, он стал интересоваться моим мнением даже в мелочах и позволял мне открыто высказывать его. Я знала, что среди жителей долин ходили слухи обо мне. Мне досталось наследство от моего отца, кроме земли, так как он был вторым сыном и сводным братом Кьярта. Кьярт мог, по обычаю, назвать меня наследницей, хотя я была девушкой, но выбор также мог пасть на Торосса как на мужчину.

До бегства с юга Торосс был прямым наследником своего отца. Теперь он потерял право на трон. И постоянные его разговоры о том, чтобы я оставила Керована, зародили в моей душе подозрение, что главная его цель не я, а право стать наследником Кьярта.

Вероятно, и Ислога лелеяла такую мысль. Поэтому она пыталась скрыть свою неприязнь ко мне и часто оставляла нас с Тороссом наедине, думая, что он сможет уговорить меня разорвать брачный договор с Керованом. Этим летом я чувствовала себя зайцем, которого стараются загнать две собаки. Все чаще и чаще приходилось спасаться от них, отговариваясь хлопотами.

Когда мы отправили на север первую партию беженцев, стало полегче, но ненадолго. Прибавились заботы о госпоже Мэт. Хотя она делала, что могла, работа давалась ей с трудом. Она худела, кожа стала совсем прозрачной. Часто она перебирала пальцами четки и безмолвно молилась.

Я старалась проводить с ней как можно больше времени. Нам не нужно было ни о чем спрашивать друг друга, все было ясно без слов. Но теперь госпожа Мэт стала говорить намного больше, чем раньше. Как будто чувствовала, что конец близок, и хотела передать мне все, что знала. О целительстве и травах я уже немного знала, так как это было частью ее уроков еще с моего детства. Кроме того, она говорила о других вещах, некоторые из них были очень странными, и поэтому я узнала многое из того, что, возможно, редко передавалось от одного поколения к другому.