С кубком в одной руке и с одним из тех предметов, что дала мне дама — жезлом из очищенной от коры рябины, вымоченной в соке ее же ягод и затем выставленной на несколько ночей на полный лунный свет в месте Древней Власти, я пошла вперед. Жезл был легким, никакого сравнения с мечом, висевшим у моего бедра. Я не сняла с себя меч, потому что он был выкован из металла, принесенного моим отцом из чужих мест, и значит, является здесь талисманом.
С жезлом и кубком и сознанием того, что я одна встречусь с Находившимся Здесь, я прошла мимо первой колонны и начала свой путь.
Сначала меня потянуло как бы течением, а затем стало резко отталкивать назад. То, что следило здесь, видимо, чувствовало, что я не ошеломлена и не столь податлива, как другие жертвы. Затем пауза, во время которой я твердо пошла вперед, держа кубок и жезл, как щит и копье, готовая к битве. Затем…
Сильный толчок, вроде удара. Я устояла. Это не заставит упасть меня на колени или повернуть назад. Я сражалась, как сражаются с порывом штормового ветра.
Я легко и твердо шла вперед, но покачиваясь из стороны в сторону, несмотря на все свои усилия: я делала большой шаг, но выигрывала лишь дюймы. Но я заставила себя думать лишь о том, что должна сделать, отбрасывая в сторону все помехи, потому что брешь, которую мог сделать в моей борьбе страх, оставила бы меня беззащитной.
Меня поддерживала горящая искра надежды. То, что я встретила здесь, сильно — много сильней того мастерства и энергии, которые могли противопоставить Эфрика и я. Но оно шло не в полную силу адепта: видимо, дело было в том, что все эти годы Оно не встречало сопротивления. И именно то, что я боролась, могло поколебать эту уверенность, что все пойдет по его воле.
Я обнаружила, что хотя колонны отстояли друг от друга довольно далеко, их связывало силовое поле, так что, попав в спираль, уже нельзя было вырваться.
Я чуть было не попала в простейшую ловушку из-за своей минутной оплошности. Я шла по шаблону, ровным шагом, не подумав, что это служит чужим целям. Сообразив, я стала разбивать чары — шла то быстро, то медленно, иногда даже делая прыжки, чтобы уберечься от гипнотизирующего мозг и тело влияния. Я приготовилась к новой атаке. То, что ждало, дважды пыталось положить меня, и оба раза проваливалось, а значит, третий удар будет много сильней.
Лунный свет погас, но гигантскими свечами светились колонны. Они давали зеленоватый свет, отчего мои руки выглядели неприятно грязными. Зато жезл и незамутненная часть кубка горели теперь как два факела: они светились голубым светом, какой дают свечи, защищающие от чар.
Еще раз началось нападение, на этот раз через зрение. Что-то скользило, свиваясь меж пылающих колонн, показывались лица и фигуры, столь отвратительные, какие могут быть только у Темных Сил. Я защищалась только тем, что не отводила глаз от кубка или жезла.
К видениям добавился звук. Знакомые голоса то умоляли меня, то приказывали или предупреждали. Этой зрительной и звуковой осадой здешние силы пытались опутать меня узором своих плетений. Но моя способность к борьбе росла, и я была как меченосец, окруженный врагами, который, однако, держит их всех на расстоянии.
Я продолжала свой путь. И внезапно все прекратилось: и звуки, и видения, и давление. Но это была не победа, а только передышка. Глава этого места собирал силы и ждал меня в центре спирали, прежде чем бросить на меня всю свою мощь. Я воспользовалась этой передышкой и пошла быстро.
Я вошла в центр этой спирали, которую сплела или по крайней мере пользовалась та, что наложила заклятие на лорда Ущелья Фрома. И я была не одна: здесь стояли мужчины, повернув головы к центру круга. Их было двенадцать, последний из них Эйлин. Ни в ком из них не было искры жизни. И они походили на статуи, сделанные столь искусно, что им не хватало только теплоты и дыхания, чтобы ожить, но как раз этого и не было. Они были скованы тем, на что смотрели.
В центре стоял круглый каменный блок, а на нем…
Туман сгустился и принял форму прекрасной обнаженной женщины. Она подняла руки и откинула назад свои роскошные волосы, но они не легли ей на плечи, а поднялись, как связывающие усики растений, и у каждого, казалось, была своя жизнь. Тело женщины было серебристо-белым, как лунный свет, и волосы тоже серебристые, только глаза были черными и без белков, и казались глубокими колодцами, из которых кто-то недобро глядел на мир. Она была совершенством, она была прекрасна, и я поняла, что тянуло к ней мужчин: здесь получила форму и жизнь сама Женственность.