Однако сейчас он не мог отделаться от мысли, что если желает исполнения своей мальчишеской мечты, то должен действовать, и немедля. Он, Тристан ниоткуда, в конце концов станет лордом Тристаном, правителем какой-нибудь не особенно захудалой долины.
– Наливай!
Молодой Урре, сидевший рядом с Тристаном, с такой силой ударил пустой кружкой по столу, что одна из свечей покачнулась, брызнув вокруг каплями горячего жира. Выбранившись, Урре швырнул кружку через перегородку, и она со звоном запрыгала по каменному полу общей залы.
Хромой служка наклонился и подобрал ее, бросив испуганный взгляд на Урре и на хмурую хозяйку, которая уже спешила к знатным посетителям с подносом; на подносе в такт ее шагам позвякивали полные кружки. Тристан отодвинулся от стола. Все как обычно, как бывало уже не раз. Урре напьется вдрызг, и его развезет, причем не столько от этого пойла, которое здесь, в горах, именуют вином, сколько от жалости к самому себе. Он начнет сокрушаться о том, что потерял, и ему вовсе не приходит в голову, что он мог бы кое-что и приобрести.
Онсуэй будет внимательно прислушиваться к его бормотанию, разыгрывая из себя вассала. Но как только у Урре кончатся деньги и его родственные связи перестанут доставлять им пропитание и крышу над головой, Онсуэй тут же сбежит.
«Пожалуй, пришла пора с ними расстаться, – подумал Тристан. – Толку от них никакого, да и попутчики они не из приятных».
Но трактир покидать еще рановато. Ведь постоялый двор этот расположен на большой дороге, и даже дня, проведенного тут в безделье, хватит, чтобы разжиться полезными сведениями. Кроме того, он уже присмотрел себе двоих товарищей на будущее.
Кошелек у него не такой пухлый, чтобы можно было повертеть золотой монетой перед носом лучника или копейщика и предложить им службу. Потому нужно искать людей наподобие его самого – перекати-поле, готовых поймать удачу за хвост, способных оценить преимущества службы у человека, который жаждет возвыситься.
Чтобы покорить оставшихся без хозяина крестьян, вовсе не обязательно иметь под началом армию. Долине без правителя достаточно с полдюжины опытных, хорошо вооруженных бойцов – и дело в шляпе.
Его обуяло радостное волнение, как случалось всякий раз, когда он доходил до этого места в своих мысленных рассуждениях. Но он давно научился не выказывать открыто чувств, чем резко отличался от большинства товарищей-наемников, хотя всячески старался затушевать разницу. Он вовсе не был святым, он грабил, распутничал, убивал – но знал меру.
– Пойду спать. – Он поднялся и взял лук. – Дорога была долгая…
Урре, скорее всего, его не услышал; внимание юноши целиком поглотил приближающийся поднос с кружками. Онсуэй с отсутствующим видом кивнул – он, как обычно, во все глаза следил за Урре. Однако хозяйка отреагировала немедля:
– Спать, достойный господин? С вас три монеты. Камин в комнате разжечь?
– Да.
Хозяйка кликнула служку. Тот подковылял к Тристану, вытирая грязные руки о черные от копоти лохмотья фартука, обвязанного вокруг талии.
Если помещения в нижнем этаже трактира были довольно просторными, то наверху картина была совершенно иной. Комната, в которую служка привел Тристана, походила скорее на конуру; единственное окошко закрывал ставень, удерживаемый тяжелым засовом. На полу валялись сухие стебли тростника. Прямо на них стояла грубо сколоченная кровать с грудой наваленных постельных принадлежностей. Обещанный камин начисто отсутствовал. Комнатку кое-как обогревала жаровня на ножках, в которой тлело несколько угольков. Стулом возле кривобокого сундука явно пользовались в качестве стола. Служка поставил на него свечу и хотел было уйти, но разглядевший окно Тристан окликнул его:
– Эй, приятель, в какой осаде вы тут отсиживались? Посмотри, как заржавел засов!
Мальчишка прижался к дверному косяку. У него отвисла челюсть. «Выглядит как полоумный», – усмехнулся про себя Тристан. Но во взгляде служки, устремленном на окно, было не только слабоумие – в нем отчетливо читался страх.
– Ж-ж-жа… Жабы, – еле выговорил он.
Подняв ладони на уровень груди, он так стиснул пальцы, что костяшки побелели. Тристану доводилось слышать разные прозвища врагов, но вот Жабами их еще никто не называл; и потом, насколько ему известно, до Гриммердейла они не добирались.
– Жабы? – переспросил он.
Мальчишка повернул голову так, чтобы не глядеть ни в окно, ни на Тристана. Он явно замышлял бегство. Мужчина легкими, бесшумными шагами пересек узенькую комнатку и взял служку за плечо.
– Что за Жабы такие? – тряхнул он парня.
– Жабы… те самые… – Мальчишка, видно, думал, что Тристан понимает, о чем речь. – Они… они сидят посреди Стоячих камней… те, что приносят зло людям…
Помолчав, служка вдруг выплюнул:
– Все знают про Жаб из Гриммердейла!
И внезапным движением, доказывавшим, что убегать ему не впервой, он вырвался и исчез за дверью. Мужчина не стал его преследовать.
Блики единственной свечи играли на его нахмуренном лице. Жабы, Гриммердейл – что-то смутно знакомое. Надо порыться в памяти. Что ему известно о Жабах и о Гриммердейле?