Я по-кошачьи вылизывал мокрую шерсть, тянулся зализать языком оставленные врагом царапины. Но до многих достать не удалось. Тогда я растянулся во весь рост, опустив голову на передние лапы. После долгой ночной погони тело просило сна. Отдохнуть… Я больше не мог противиться этому желанию.
Думаю, я почти готов был, проснувшись, увидеть себя в кольце охотников. Но проснуться надеялся человеком! Когда в мое укрытие проникло солнце и я разлепил глаза, им открылась вся правда. Я остался пардусом. Вот тогда я испытал настоящий страх – страх, впервые коснувшийся меня при виде пояса в птичьих когтях. Я заперт в этом облике, и ключа к спасению нет.
А еще меня мучил нутряной звериный голод, непререкаемая потребность набить ноющий живот. И снова ради жизни пришлось подчинить человеческий разум звериной природе. Она и вывела меня к ручью.
В нем плавали рыбы. При виде их слюна наполнила рот и просочилась между зубами. Я подобрался. Быстрое движение – и рыба забилась рядом; это наполнило меня нелепым самодовольством от столь успешного испытания незнакомого искусства. Щелкнув зубами, я заглотнул добычу целиком, почти не почувствовав вкуса.
Водные жители скрылись, здесь мне больше нечего было делать. Пробравшись мимо скал на другое место, я повторил попытку – и промахнулся. Зато с третьего раза добыл рыбину вдвое больше первой. Покончив и с ней, я присел на задние лапы и огляделся.
Я понятия не имел, где нахожусь, знал только, что в лесном краю. И в какой стороне лежит замок, тоже не мог сказать. Можно было бы вернуться по ручью до места, где я вошел в воду. Только я не сомневался, что на этом пути повстречаюсь с Магусом и его сворой. Пока замок не прекратил охоту, возвращаться было нельзя. Однако необходимо было выяснить, была ли птица, унесшая пояс и тем заперевшая меня крепче любых стен и замко́в, посланцем Урсиллы…
Те жители лесов, что водили дружбу с кланом, заметив меня, наверняка известили бы замок. Пардусы редко встречались у нас на севере – их родиной считались пустыни на юго-западе. Может быть, уже сейчас за мной следят зоркие глаза…
Эта мысль снова загнала меня в трещины скалы. Мне ненавистно было так трусливо таиться, словно мной правил страх. Однако бывает, что осторожность служит там, где отказывает другое оружие. Коль скоро я теперь сыт, можно отлежаться день и тронуться в путь ночью. Крупные кошки, скорее, ночные создания, и, может быть, под покровом мрака меня не так легко отличат от обычных в здешних лесах хищников.
Одолеваемый тревожными мыслями, я в тот день мало спал. Я видел, как переходили ручей две лесные лани. Пардус во мне встрепенулся с надеждой на мясо, а человек залюбовался их грациозной поступью и пожелал им удачи.
Человек во мне был еще жив…
Эта мысль наполняла меня темным ужасом. Долго ли проживет человек, запертый в звере? Что, если вкусы и желания пардуса со временем будут набирать силу и Кетан утратит память и власть над телом, оставив лишь большого кота, которого рано или поздно выследят и убьют охотники?
Урсилла знала ответ… Она бы спасла меня –
Эта мысль повлекла за собой другую. Не слишком ли дорога цена? Не лучше ли остаться пардусом, чем полностью отдаться Урсилле и матери, вручить им поводья своей судьбы, уподобиться тем неуклюжим грузным клячам, для которых в жизни нет другого дела, кроме как тащить телегу под ярмом, наложенным равнодушными людьми?
Теперь, когда погоня осталась позади, ко мне возвращались восторг и чувство свободы, и подавить их до конца я не сумел. Стать пленником… Нет! Пардус во мне не признавал плена. Лучше смерть, чем сети Урсиллы. Только вот… Если бы вернуть себе пояс, не вступая с ней в сделку?
Право, глупо было мечтать об этом. Я знал, что не ровня Урсилле – Мудрой, обученной всем искусствам. Как это я дерзнул хотя бы подумать о победе над ней?
Мудрая…
Я поднял лежавшую на лапах голову – исцарапанные бока отозвались резкой болью.
В Арвоне не одна Мудрая. Есть и другие – Голоса, владеющие той или иной частью Силы. Да и здесь, в лесах, могут найтись такие, кто не слишком расположен к людскому роду, но, уступив хитрости или уговорам, поделятся своим знанием.
Мало было у меня надежды воплотить эту дикую мысль в действие. Но она упорно занимала ум, а возбуждение, рожденное поясом, подпитывало ее рост.
О лесной деве и Звездной башне
До сумерек я немного отоспался, и меня опять разбудил голод. Я побродил по берегу в надежде снова применить свое рыболовное искусство, но удачи не добился. То ли первым успехом я был обязан мимолетной милости судьбы, то ли утренняя ловля распугала рыб, хотя второе казалось менее вероятным.
Нужно было поесть, а пища, которой я мог бы продержаться в своем настоящем облике, – ягоды, коренья и тому подобное – мне теперь не годилась. Мне требовалось мясо, и голод быстро увлек пардуса на охоту.