Колдовской отведай плод (СИ)

Как он это сделал? Как сумел запугать меня до дрожи в коленях, до почти полной потери сознания? Быть может, мне всего лишь померещился тот, второй Ербин, страшный и огромный, скрывающийся за масляно-противным первым?

А ведь точно! Судя по последней фразе, он является вполне нормальным и даже неглупым человеком.

Тогда почему так странно вел себя раньше?

И главное — для чего приходил? Не для того ведь, чтобы я испугалась, и уж тем более, не с целью продать никому не нужные книжонки. Что-то вынюхивал, высматривал, искал? А вдруг потихоньку подворовывал экспонаты? Нет, на входе стоит защитный контур, он бы ничего не смог вынести. Тогда зачем?

Я положила кинжал на стол и вышла из архива. Поднялась наверх, подошла к охранникам. Два здоровенных молодца несли вахту, подремывая в креслах.

— А, Мира, — один из них, увидев меня, слегка приподнялся. — Что-то быстро ваш жених ушел. Недовольный такой. Вы поссорились?

— Какой жених? — произнесла я сквозь зубы, по горло сытая женихами.

— Ну, как какой. Ербин-тонс, естественно.

— С чего вы решили, что это мой жених?

— Так это… он сам сказал.

— И поэтому вы его пропускали?

— Ну да. У вас ведь матушка строгая, запрещает с ним встречаться… А что, разве нет?

В глазах охранника появился испуг. Он понял, что делал что-то не так и не то.

— Нет, — отрезала я. — Моя матушка уехала давно, далеко и надолго. У меня нет никакого жениха. Зачем вы пускали сюда Ербина?

— Он очень просил, — сказал второй. — Мы же не знали…

— Сколько он вам платил? — спросила я наугад и поняла, что попала в точку.

Второй охранник заерзал, нервно оглядываясь по сторонам, не слышит ли кто. Первый проникновенно сказал:

— Мы больше не пустим. Ну, мы правда думали, он ваш жених. Только вы директору не того…

— Не скажу, — пообещала я. В конце концов, я тоже виновата. Надо было давным-давно гнать Ербина взашей, пусть это и противоречит моим обязанностям. Каждого, кто принесет маго-штучки, мы должны были принять, выслушать и осмотреть принесенное, дабы не сгинул ни один ценный экспонат.

По мне, пусть бы сгинул, лишь бы не выслушивать ежедневно кучу идиотов.

Я развернулась и пошла в кабинет к Банкину.

— Что вам, Мирохарда? — недовольно сказал он, пряча какие-то бумаги в ящик стола. — Я вас не вызывал.

— У меня к вам просьба и предложение, — бодро сказала я, перехватывая инициативу.

— О борьбе с опозданиями?

— Не совсем, но…

Начальник открыл было рот, однако сказать ничего не успел.

Переговорник на столе заискрился, запереливался всеми цветами радуги, вслед за чем раздалась бодрая мелодия.

— Да! — рявкнул начальник, потирая прибор.

— Я бы хотела поговорить с Мирочкой, — заявил мамин голос.

Я закрыла глаза и мысленно застонала.

Мамины вызовы на музейный переговорник одно время входили в тройку самых обсуждаемых музейных тем (первые две, когда мы откроемся и повысят ли в ближайшие полгода зарплату, были актуальными, но не столь многовариантными). Конечно, в архиве, где составлялась опись экспонатов и их сортировка, я большей частью находилась одна. Но порой туда забредали посетители, а иногда заявлялся Банкин. Перебивать маму, сватавшую дочурке очередного идеального жениха, — дело безнадежное, и я была вынуждена терпеть ее монологи под ухмылками посторонних или гневным взглядом начальства. В конце концов, начальство стукнуло кулаком по столу и забрало у меня казенный аппарат. После чего имело несколько разговоров с мамой, требующей немедленно позвать ее драгоценное дитя, иначе она решит, что доченьку сгноили в подвалах музея, где, по слухам, все еще хранились пыточные инструменты времен безмагии.

Мист Банкин-тонс пригрозил лишить меня премиальных, и я решилась. Вызвала на дом настройщика переговорной компании «Маг Улия» и установила-таки вожделенный аппарат. Правда, стоимость переговорника равнялась двухсот восьмидесяти шести фрарам, а это чуть больше моей полугодовой премии. Которой меня, впрочем, и так лишили.

— Желаю радоваться, — мрачно сказал начальник. — Простите, у нас совещание.

— Ваши совещания длятся по три часа, — отрезала мама. — А мне надо сказать Мирочке всего пару слов.

Банкин помрачнел еще больше и, посмотрев на меня, подергал мочку уха.

— Мамочка, — вмешалась я. — Давай я поговорю с тобой потом, после работы.

— Как ты поговоришь после работы, если начальник смывается ровно в пять и закрывает кабинет на ключ?

Банкин глухо зарычал. Я сделала несчастное лицо и выпалила:

— Мама, я поговорю из дома. Я купила переговорник.

— Ты купила переговорник?! Но он же жутко дорогой! Мира, солнышко, немедленно попроси увеличить тебе жалованье. Нынешнего тебе хватит разве что на прокорм дворовому коту!

Я начала сползать под стол. Банкин-тонс покраснел от гнева и отключил прибор.

— Простите, пожалуйста, — затараторила я, покаянно прижимая руки к груди. — Я не могла предвидеть мамин вызов!

— Вызов — это, конечно, полное безобразие. Но гораздо хуже то, что ваша мама почему-то очень хорошо осведомлена о подробностях жизни… гм… отдельных сотрудников музея.