Колдовской сезон

– Ты считаешь себя величайшим, не так ли, Андерсон? – Грир подняла кончик своего пальца и прорычала: – Пришло время тебе научиться справляться с отказом. Поносить Тираэля за его спиной, в то время как сам направляешь дар против себе подобных.

Мерлин прищурил глаза.

– Жестокость – твой удел, Грир. Не мой.

– О, мальчик. Когда ты наконец поймешь? – Мне стоило больших усилий удерживать нить разговора. Они понизили голоса. – Каждый из нас жесток. Как ты думаешь, наш разум легко переносит ежедневное наблюдение за совершением худших поступков? – Баба Грир оскалила зубы. Безрадостный, хриплый смех вырвался из ее горла. – Нет, Мерлин. О нет. Даже те из нас, у кого самое чувствительное сердце, в какой-то момент теряют свою человечность. Жестокие времена требуют жестоких поступков. Но ты, мальчик, используешь свой божественный хаос, чтобы завоевать любовь. Ты не защищаешь людей, ты заставляешь их любить тебя. А теперь еще и Хелену – одну из нас! Как далеко ты собираешься зайти, пока не осознаешь, что тебе следует поработать над своим испорченным мозгом, чтобы исправить то, что сделали с тобой родители?

Мерлин скривил лицо.

– Я поблагодарю Морриган, когда она проведет тебя через мост в Авалон, старуха.

Шестой закон. Всегда проявляй уважение и почтение по отношению к старшим. В моей руке непроизвольно вспыхнул крошечный огонек. Я вздрогнула и отшатнулась назад, пытаясь стряхнуть пламя. Баба Грир сосредоточила на мне свое внимание. Едва заметным движением руки она послала мне воздушный поцелуй. Огонь погас. Мерлин перевел взгляд с меня на Бабу Грир, прежде чем развернуться на каблуках и покинуть банкетный зал. Старая азлатка посмотрела ему вслед и цокнула языком.

– Страдание может отравить доброе сердце быстрее, чем капля яда. – Она посмотрела на меня. – Пойдем, девочка.

С бешено колотящимся сердцем я последовала за ней. Мою ладонь покалывало. Я оглянулась через плечо и заметила Тираэля, все еще скрывавшегося в тени.

Баба Грир прошла по коридору для прислуги, который мне когда-то показал Мерлин. В коридоре по-прежнему пахло затхлостью и сыростью. В тусклом свете железного фонаря я разглядела паутину, тянущуюся по потолку. Рукав моего платья порвался, когда я задела гвоздь. Баба Грир порылась в кармане своего плаща. Он был из бархата оливково-зеленого цвета. Мгновение спустя она сунула мне под нос свою трубку.

– Огонь.

– Что, простите?

– Мне нужен огонь.

– О. – Я ушла в себя, нащупала связь с горячим ядром внутри и сообщила ему, что оно должно сделать. Не прошло и секунды, как пламя лизнуло кончик моего указательного пальца. – Вот.

Я зажгла ее трубку, пока Баба Грир извлекала из недр плаща еще один бархатный мешочек. Затем она засунула в маленькое отверстие черные перья, какие-то комочки, пропитанные красным, и коготь. Баба Грир глубоко затянулась трубкой и облегченно выдохнула, выпуская дым в воздух.

– Ну, в чем заключается твоя главная сила, девочка?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Я… Я не знаю.

– Ты ничего не чувствуешь?

– Нет, – медленно ответила я. – Ничего.

– Что говорит Тираэль?

– Ничего.

– Мгм. – Неприятный запах наполнил проход, когда Баба Грир рассеяла свой вязкий дымок. Каждый раз, когда она делала затяжку, радужки ее глаз исчезали под верхним веком. – Есть ли что-нибудь, чего ты боишься?

В чем был смысл этого разговора? Чего Баба Грир хотела добиться?

– Я боюсь воды.

– Почему?

Я сглотнула.

– Мой отец, он…

– Дело не в этом, – перебила она.

– Что?

– Твой отец утонул, и ты думаешь, что именно поэтому боишься воды. Но я в это не верю. – Гнев охватил меня. Баба Грир обнажила зубы в ужасной ухмылке. – Там, где кончается разум, начинается гнев, Хелена Иверсен.

– Я была свидетелем того, как утонул мой отец! – Дыхание участилось. – Почему я должна мириться с тем, как Вы рассуждаете о моих чувствах?

– Потому что я права. Дети азлатов едва ли подвержены страху. Если только, – Баба Грир затянулась трубкой, – они боятся чувствовать свои силы и проецируют эти ощущения на другие обстоятельства, чтобы отрицать хаос внутри себя.

– Что, простите?

– Я думаю, – сказала Баба Грир, сделав еще одну глубокую затяжку и сильно выдохнув дым мне в лицо, – что тебя мучает чувство вины. Что-то случилось в тот вечер. И я говорю не о воде.

– Вы хотите сказать, что на моего отца не нападали?

– О, нет, нападали. – Она сказала это так, как будто речь шла о чем-то несущественном, например о продаже табака в киоске. – Но само по себе нападение не могло напугать тебя до такой степени. Должно быть, внутри тебя что-то происходило. Подумай, Хелена. Что ты чувствовала в тот вечер?

– Я не хочу об этом думать.

Грир посмотрела на меня. Она смочила нижнюю губу. Кончик ее языка был угольно-черным.

– Сделай затяжку.

– Что?

Она протянула мне трубку.

– Я хочу, чтобы ты затянулась. Наполни свои легкие сущностью вороны, Хелена.

Я уставилась на старуху.

– Нет.

– Ты должна.

– Почему?

– Это поможет вам найти твое ядро.