Колдовство

Именно в этих условиях суд перешел к вопросу о голосах и видениях. Жанна говорила о голосе, звучавшем из яркого света. Это как-то мало походило на прочие многочисленные рассказы о высоких черных мужчинах. Жанна сказала, что голоса пробудили ее, но отрицала телесные ощущения при этом. Ее спрашивали, есть ли у ее голосов лица и глаза? На это она ответила: «У нас даже дети знают, что за правду могут запросто повесить». И все же она настаивала на явлениях ей святых. Наверняка, в умах некоторых членов суда не раз мелькали подозрения в том, что без инкуба здесь не обошлось. Прямой вопрос об этом так и не был задан, хотя следствие подошло к нему вплотную. Деве задали вопрос: «Как вы узнаете, является ли тот, кого вы видите в своем воображении, мужчиной или женщиной?» Ее спрашивали, ощущает ли она во время своих видений внутренний жар? Ее спрашивали о волшебных свойствах ее меча, ее знамени, о том, ведомо ли ей будущее, и о том, предупреждали ли ее голоса о той участи, которая ее ожидает? Вопросы о заклинаниях и гаданиях так и носились в воздухе, но озвучены были другие: о ее кольцах, о тайном знаке, который она дала королю, об исцелении ребенка; о предупреждении, будто бы епископу Байё грозит опасность из-за его участия в суде[76]. Её спрашивали, угрожает ли она или ее небесные покровители судьям? Как только мысль о возможных угрозах пришла в голову судьям, стало ясно, что процесс не мог закончиться ничем иным, кроме как осуждением.

Святая Жанна оставалась неколебимой. Она сказала, что первый голос велел ей быть доброй и идти в церковь; она сказала: «Никогда я не просила ни о чем, кроме как о спасении моей души». Она утверждала, что повиноваться голосу есть святая обязанность любого христианина. Но все знали, что священники могут быть колдунами, а набожные женщины — ведьмами. Даже слово «Бог» трактовалось неоднозначно. Они спросили ее, узнает ли она дьявола, если он явится в образе ангела, и будет ли такое явление к добру или ко злу? Жанна ответила, что вполне способна разобраться, говорила ли она со святым Михаилом или с самозванцем. Отчасти ее ответы выглядели удовлетворительно, однако оставался главный вопрос. В основе всех ее ответов, в основе ее преданности Богу лежала тайна, общение с некими сущностями иного порядка. Но какого именно?

Жанне задавали вопросы о ее детстве. Рядом с деревней Домреми росло «Дерево фей»; неподалеку бил ключ с целебной водой. «Старые люди говорили, что феи живут в кроне этого дерева». Жанна не считала фей злыми духами. Следствием было установлено, что она вместе с другими вешала гирлянды на дереве, и что пела под деревом, «мы больше пели там, чем танцевали». Она утверждала, что гирлянды предназначались для иконы св. Марии Домреми. Люди говорили, что именно под Деревом Фей Жанна получила свое первое откровение и наказ спасти Францию. Так, в частности, говорил брат Жанны. Судьи задавали вопрос о «тех, кто летает по воздуху с феями». Жанна ответила: «Я никогда не видела таких. Говорили, что они приходят по четвергам, только я в это не верю. Думаю, это колдовство». Ее обвиняли в том, что она носила с собой мандрагору. Жанна это отрицала, хотя и призналась, что мандрагора росла рядом с Деревом Фей.

Из допросов становится ясно, что любой суд счел бы крайне подозрительным все эти подробности. Мы привыкли думать, что ее незримые наставники происходили из небесных высей. Суд допустил, что они могут быть злыми духами. Местечко Домреми имело сомнительную репутацию. «Тех, кто летает по воздуху» вполне достаточно, чтобы заподозрить неладное. Жанна согласилась обратиться к папе, как к последней инстанции, способной решить ее участь. Но она не дала обещания подчиниться его решению. Председатель суда утверждал, что ее вера в небесных помощников (которых она должна была считать злыми духами) равносильна договору с дьяволом. В конце концов суд вынес приговор. Жанну объявили виновной в идолопоклонстве, союзе с демонами и других гнусных прегрешениях и в мае 1431 года сожгли. За этой казнью крылась внушенная всему христианскому миру боязнь «тех, кто летает по воздуху».