Нахмурившись, Лали гневно изогнула бровь и мрачно заявила:
— Если бы вас сейчас услышал мой приемный отец, капудан-паша османского флота, то от этого маленького суденышка остались бы только щепки. Прошу запомнить, что я — не рабыня, и сама решу: когда и с кем ложиться в постель. Надеюсь, что мужчина, которого я выберу, меня не разочарует.
Франческо озадаченно уставился на маленькую нахалку, не в силах сообразить, что ответить на столь пылкую речь. Подумать только: капитана ди Лоредано, всеми уважаемого венецианца, в роду которого было несколько дожей, отчитывает маленькая наглая девчонка, с трудом стоящая на палубе из-за легкой качки. Да еще и на виду у всей команды. Невероятно: девица, которую принесли ночью на галеру в завернутом ковре, как рабыню, ведет себя подобно особе королевской крови! Маленькая чертовка полна безрассудного гонора: откинула назад свои восхитительные золотистые кудри, вздернула повыше подбородок и сверлит хозяина корабля горящими глазами. Если бы не Антонио, Франческо уже давно задрал бы ей юбку и отшлепал. Представив во всей красе эту картину, капитан расхохотался во все горло.
— Да, кузен, трудновато тебе придется с этой плутовкой, — и тут же осекся, заметив, что у Антонио на лице заиграли желваки. Что-то сердито пробурчав себе под нос, Карриоццо схватил девчонку за руку и оттащил в сторону, к борту галеры.
Усмехнувшись, капитан отвернулся от кузена и его строптивой спутницы. Пусть сами разбираются в своих отношениях, а для капитана «Наяды» уже отворили свои ласковые объятия возлюбленные морские просторы. Море ворожило, колдовски притягивало к себе, дышало полной грудью, словно живая женщина, и Франческо, оказавшись на берегу, ежеминутно стремился вернуться обратно в Средиземноморье, страдая без нежной качки приветливых лазурных вод. Ни одна женщина мира не сможет вырвать его душу у морских волн. Сердце капитана ди Лоредано отдано морю, а тело… тело усладит любая земная, красотка.
Ветер раздувал широкие рукава платья и, спасаясь от холода, Лали обхватила ладонями свои плечи. Она делала вид, что рассматривает море, но думала лишь о том, что за ее спиной стоит рассерженный Антонио.
.— Я полагал, что в гареме воспитывают женщин в уважении к мужчине. С какой стати ты позволяешь себе отчитывать капитана корабля?
— Он заслужил это!
— А ты заслужила наказание за свое дурное поведение! Упоминать имя командующего османским флотом в присутствии капитана Лоредано более чем неприлично. Ты должна забыть свою османскую гордость и научиться вести себя, как подобает приличной женщине, рожденной в Европе.
— Ты хочешь сказать, что я дурно воспитана? — Лали почувствовала, что начинает закипать от возмущения.
— Именно так.
— И чем же это женщины в Европе отличаются от женщин Стамбула?
— Очень многим. Ты скоро сама это поймешь. А пока что веди себя скромнее и не распускай язык.
Ее обвиняют в нескромности! Первым побуждением Лали было вспылить, но она вспомнила данное самой себе обещание не ссориться с Антонио и послушно кивнула головой. Чтобы успокоиться, девушка принялась рассматривать море. Когда-то давно она, кажется, уже смотрела на него с палубы корабля. Только тогда ее глаза беспрестанно плакали, а чей-то голос пытался успокоить ее и рассмешил, уверяя, что в море и без ее слез много соли. А потом она оказалась во дворце Ибрагим-паши…
Ветер, морской разбойник, оборвал течение грустных мыслей девушки, расшалившись с ее светлыми волосами — то отбрасывая рывком за спину, то швыряя пряди прямо в лицо. Нахмурившись, девушка собрала их и заплела в косы, жалея о том, что не может укутаться в накидку. Честно говоря, ей было очень неуютно на корабле. Лали постоянно ловила на себе любопытные взгляды мужчин. Пусть даже на ней надето европейской платье, но все они — и моряки, и купцы — смотрят на нее без всякого уважения и, наверно, отпускают между собой шуточки, по сравнению с которыми замечание капитана — невинный лепет. Как жаль, что нельзя надеть чадру, скрывающую лицо!
— Расскажи, чем занимаются женщины в Италии, — попросила Лали.
— Замужние дамы следят за хозяйством своего супруга, а юные девушки учатся у матерей этому искусству.
— Какой ужас! У нас этим занимаются служанки! — поразилась девушка.
— У вас? — выразительно усмехнулся Антонио.
— Прости. Я оговорилась. Но неужели женщины только работают? А праздники у них бывают? Они имеют право на развлечения?
— Разумеется. — Карриоццо замолчал, ему припомнились те далекие дни, которые он проводил в обществе Монны. — Дамы обожают любоваться доблестью своих рыцарей на турнирах и сопровождают своих мужчин на охоте. Но более всего, пожалуй, все женщины без исключения любят балы и карнавалы, где без устали танцуют с вечера до утра.
— Я так люблю танцевать! — обрадовано встрепенулась девушка.
— Боюсь, что твои танцы покажутся в Италии нескромными и неуместными, — покачал головой Карриоццо. — Тебе придется забыть о них.
— Как обидно… — надула свои очаровательные губки Лали.