Колдовство - не грех, а средство выживания (СИ)

Я зажмурилась, пытаясь успокоиться, медленно поднялась на ноги и решительной поступью вернулась в комнату. Сняла ночную сорочку и натянула штаны с рубашкой. Накинула куртку и зашнуровала сапоги. Засунула за пазуху костяной гребешок и также решительно вышла, все равно больше забирать мне было нечего. Аккуратно прокралась вдоль стены и прошмыгнула на задний двор. Из кухни доносились соблазнительные запахи, но соваться туда было бы чистой воды безумием: там всегда дежурил кто-то из старших. Эх, хоть бы сухарь какой после ужина прихватила! Из-за стены донесся грозный рык. Мгновеньем позже в поле зрения попал огромный волкодав, преградивший мне путь.

— Тише, дружок, тише, — я остановилась, — ну нет у меня для тебя сегодня ничего, сама на мели.

Зверь укоризненно рыкнул и улегся на землю. Вообще-то, он был довольно милым псом, но его натаскивали на ловлю и нейтрализацию воров, следовательно, он мог запросто перегрызть мне горло. Но так как я иногда скармливала этому монстру часть своего ужина, ко мне он относился если не дружелюбно, то, по крайней мере, не злобно. Правда, несмотря на это, ни одна из четырех попыток сбежать не увенчалась успехом. Он неизменно брал след и приводил ко мне погоню. Но несмотря на следовавшие за поимкой довольно жесткие наказания, я сбегала снова, всякий раз, как только наступало подходящее время года и проходила спина. Я тихонечко двинулась дальше, как вдруг пес поднял башку и тихо рыкнул. Я услышала шаги и замерла.

Сторож? Как не вовремя! Пришлось срочно дезертировать в чулан, где хранился различный инвентарь вперемешку с инструментами. Здесь было пыльно и пахло сыростью. Я наступила на грабли и получила по виску. Тихо зашипела, стараясь создавать как можно меньше шума. Дверь в чулан со скрипом открылась, явив моему взору силуэт сторожа, вечно озлобленного и нередко пьяного мужика, которого держали в приюте исключительно из-за того, что больше желающих охранять эту деревню от детей не было. Постоянно кто-то сбегал, но их неизменно ловили и возвращали назад. Все воспитанники то и дело мутузили друг друга, сцепившись не хуже мартовских котов, и разнимать их было то еще удовольствие. Драться я не любила, но научилась. Только в приюте я поняла истинное значение фразы «выживает сильнейший», но где-то в глубине души была уверена, что не все люди такие агрессивные и жестокие. Хотя было очень трудно в это верить, так как совсем недавно Тамир, зажавший меня в углу, но вместо желаемого получивший только пару лишних синяков и лишившийся зуба, вечером того же дня толкнул меня в камин. И если кожа пострадала несильно, то волосы пришлось коротко остричь, что никак не способствовало развитию у меня человеколюбия. Но ведь моя мама была замечательной женщиной, доброй, ласковой и отзывчивой. «Ага, и что с ней стало, не забыла? Будешь такой, как она, не выживешь!» — промелькнула в голове, в общем-то, здравая мысль, но я отмела ее в сторону. Нельзя становиться такой, как все эти люди. Нельзя становиться одной из них.

— Хто это здесь ходит? — хрипло вопросил мужчина, вглядываясь в темноту чулана.

Я поудобнее перехватила подвернувшуюся под руку метлу, готовясь дать отпор и, если понадобится, бороться за свою свободу до последнего. Все равно мне терять уже нечего.

— Кто, я спрашиваю? — грозно крикнул сторож, зажигая фонарь и поднимая его у себя над головой, — а, это ты, шальная бестия?! — ему хватило тусклого лучика света, чтобы меня узнать, — Никак не угомонишься? А ну марш к себе в комнату, и я, так и быть, ничего не расскажу хозяйке.

Нервы напряглись до предела, я стиснула древко метлы и закусила губу. Нет уж, дядя, кукиш тебе с маслом! Даже без масла, а то жирно будет. И почему люди не летают? Вот как оторвалась бы сейчас от земли, унеслась отсюда за тридевять земель, и леший бы кто меня нашел, даже с собаками. Я лихорадочно продумывала пути отступления, просчитывая траекторию движения сторожа и размеры свободного пространства. Получалось плохо. Места мало, я в тупике.