Колдун

– Где ты была? Почему я должен ждать? Улыбка на устах мерянки погасла, плечи жалко опустились:

– На реку ходила. Глядела, как лед сходит… Савелу было безумно жаль ее пропавшей улыбки, как зачастую жаль ушедшего за тучку солнечного света, однако колдун и не подумал ее утешить. Думая о чем-то своем, он замотал головой:

– Так скоро, так скоро… Сирома не станет сидеть сложа руки… Он должен напасть… Но где, когда и как?

Робко, бочком мерянка двинулась мимо него и, только споткнувшись о лежанку Савела, заметила мальчишку.

– Ой, кто это?! – отскакивая в сторону, испуганно вскрикнула она.

– Мальчик, – искоса глянув на ее зарумянившееся лицо, рявкнул Выродок. Выкрики мерянки раздражали его, мешали думать…

Однако, привыкнув к переменам настроения болотника, мерянка только улыбнулась мальчику. Появление Савела обрадовало ее. Хоть кто-то пришелся Выродку по нраву…

– Сходи к его матери, – оборвал ее надежды болотник. – Пусть заберет сына.

– Но… – Савел приподнялся на локтях и, умоляюще заглядывая в глаза колдуну, прошептал: – Я не хочу…

Он и впрямь не хотел уходить. Странный колдун заворожил его. Он был так силен, так мудр! Он был особенным, совсем не похожим на суетливых киевлян или хмурых дружинников! Жизнь с ним должна быть прекрасна! Теперь Савел понимал Полеву и ее казавшуюся нелепой преданность колдуну.

– Ты уйдешь!

Савел не испугался его грубого окрика. Чего бояться? Ведь теперь он знал – болотный колдун вовсе не то чудовище, о котором плела небылицы мать, и отныне никакие силы в мире не сумели бы переубедить его. – Нет!

– Может, и впрямь оставить мальчика? Подлечим его… – поддакнула Полева. Она боялась за Выродка. Горожане и так ненавидели его, а что сможет сотворить мать, узнавшая, что ее совсем недавно невредимый сын лежит без движения в избе колдуна? Беда делает людей жестокими и безумными…

– Ляд с вами! – Болотник не хотел уговаривать Полеву. Резко нагнувшись, он вскинул почти невесомое тело мальчишки на руки и, грубо оттолкнув плечом ахнувшую мерянку, шагнул из избы. Он и сам не знал, почему так спешил отдать мальчика матери. После спасения Варяжко голос Белой в его душе совсем заглох, и Егоша не боялся убить мальчишку, поддавшись ее власти, но нелепая симпатия к чужому и норовистому ребенку мешала ему. Он не хотел все начинать сначала. А нынче ему оставалось лишь завершить свои дела и уйти на кромку, к тем, что всегда любили и понимали его. Егоша мечтал о кромке как о спасении. Кто знает, может, Ратмир уже увел туда оставшихся из Стаи? Может, там, в мире духов, он вновь увидит Ралу? Но главное – там не будет людей, этих подлых созданий, норовящих вползти в чужое сердце, чтоб затем рвать его в клочья!

Егошу уже ничего не удерживало на этой земле, кроме оброненных Сиромой угроз. Но пока жрец оставался жив, эти угрозы висели над головой Владимира, подобно подвешенному за нить мечу. Князь нуждался в Егошином могуществе…

– Пусти! – отчаянно забрыкался в крепких руках колдуна мальчишка, но, не обращая на него внимания, Егоша вышел на улицу. Он спешил. Тепло прижавшегося к нему мальчика жгло его грудь. Этот ребенок был так прост и открыт, что хотелось повернуться, отнести его обратно и долго говорить с ним, впитывая в себя нежность и чистоту его души. Может, он понял бы терзающую Егошу боль и, сам того не ведая, сумел бы унять ее? Но верить нельзя было никому, и поэтому болотник молча шагал по улице, крепко сжимая рвущегося из рук мальчишку.

– Где твой дом?! – разозлившись на появившиеся невесть откуда давно забытые чувства, спросил он Савела. Опешив от внезапной ярости колдуна, тот перестал брыкаться и молча мотнул головой в сторону большой, чуть приподнявшейся над соседними избы.

Его признание запоздало. Не успел колдун шагнуть на двор, как из ворот выскочила невысокая женщина с неубранными волосами и, углядев сына на руках Волчьего Пастыря, отшатнулась к городьбе и осела на землю, прижимая руки к приоткрывшемуся рту. Не дожидаясь, пока Малуша очухается, болотник толкнул плечом входную дверь. В полутемных теплых сенях никого не было, и, уложив Савела на охапку сухого сена, Егоша направился к выходу. Только вот уйти не успел – с причитаниями и криками, способными разбудить всю округу, очнувшаяся от потрясения Малуша ворвалась в сени.

– Ты что сотворил с моим мальчиком?! – с порога ринувшись на колдуна, завопила она. – Что сделал ему, проклятый?!

Ее маленькие кулаки заколотили по Егошиной груди. Ослепнув и оглохнув от материнской ярости, древлянка не видела исказившую лицо болотника пренебрежительную гримасу и не слышала отчаянных криков пытающегося урезонить ее Савела.

– Мама, не надо! Ты ж ничего не знаешь! Мама… – силясь сползти с сенной лежанки, кричал мальчик.

Отводя от себя руки обезумевшей бабы, Егоша усмехнулся. Он и не надеялся на благодарность. Люди никогда не умели платить добром за добро. А мальчишка молодец, не предал… Вон как старается защитить, даже встать хочет… «Если встанет – останется калекой», – вспомнил Егоша и, крепко ухватив орущую бабу за плечи, развернул ее лицом к сыну: