— Ты чего орешь, придурок? — заткнув ему рот свой ладонью, зашипел у него над головой Бирюк, крепко прижимая рвавшегося куда-то пацана к своей груди.
Услышав над собой шипение Егора и обведя глазами осенний лес, сквозь осыпавшуюся листву которого проглядывали редкие, прорвавшиеся сквозь сплошь обложившее тучами небо лучи солнца, Мишка, тяжело дыша, замер. Он пытался понять, что произошло. Кажется, он все-таки выключился, и ему приснилась Тамара. Приснилась? Почему он тогда стоит, а не лежит?
Вцепившись в руку Егора, зажимавшую ему рот, Мишка потянул ее вниз, убирая от своего лица. Бирюк с опаской отпустил его.
— Мы шли? — отойдя и повернувшись лицом к напарнику, спросил Мишка.
— Мы спали. Ты упал и выключился. Поднять тебя не получалось. Проснулся я от того, что ты толкнул меня. Ты куда-то бежал, а потом встал и кричать принялся, — рассказал ему Бирюк. — Я тебя догнал, да рот тебе зажал, чтобы не орал. Думал, во сне бродить начал. Смотрю — а ты не спишь. Привиделось чего? — спросил он напряженно, словно ожидая плохих новостей.
— Не знаю, — тряхнул головой Мишка, ощущая внутри непонятную пустоту, перемешанную с тревогой и непреодолимым желанием куда-то идти, торопиться… куда-то успеть… — Далеко нам до наших? — вдруг спросил он.
— Не знаю. Так, по прикидкам, часа четыре, а с твоим ходом… Сложно сказать, — задумался Захаров. — Да и я уже тот еще ходок…
— Пошли, — вздохнул Мишка и, торопливо выломав в ближайшем орешнике палку, тяжело опираясь на нее при ходьбе, пошагал вперед, туда, куда его тянуло словно канатом, периодически оглядываясь на бредущего за ним следом Бирюка, которого ощутимо шатало.
Глава 26
До Ильска они добрались глубокой ночью. Линия фронта сместилась далеко в сторону Луковнино. Там сейчас продолжался жестокий бой. Сам Ильск, разрушенный едва ли не до основания, напоминал муравейник: тут и там горели костры, ржали лошади, то и дело темноту прорезал свет фар подъезжавших и отъезжавших машин. По городу носились медицинские сестры, собирая раненых, пробегали с носилками обозники. Тяжелораненых грузили на полуторки и телеги и вывозили в санитарный батальон дивизии Егорова, либо везли сразу в госпиталь. С окраины города взлетел самолет, и, сделав круг, направился в тыл.
— Видать, подкрепление подошло, — наблюдая за повышенной активностью в городе, прошептал уже едва двигавшийся Бирюк и сдавленно закашлялся.
— Пошли сперва в санчасть, а потом я майора найду, — проворчал Мишка.
— Пошли майора сыщем сперва, — вздохнул Егор, тяжело отталкиваясь от земли, чтобы подняться, и упираясь затылком в дуло автомата.
— Руки за голову и легли, — раздался над ними незнакомый голос.
Мишка и Егор послушно распластались на земле, заложив руки за голову.
— Ребят, мы свои. С задания возвращаемся, — спокойно проговорил Захаров.
— А чего залегли тогда? Чего выглядывали? «Свои»… — проворчал тот же голос, выворачивая руки за спину Мишке, а затем и не сдержавшему стон Бирюку.
— Сволочи, он же ранен! Своих же калечите, уроды! — в ярости задергав связанными руками, заорал Мишка. — Ведите нас к командиру! Откуда вы взялись только такие… — хокнув от дружеского пинка сапогом под дых, подросток закашлялся.
— Молчи, Колдун, — прохрипел Егор. — С командиром поговорим.
— Заткнитесь, оба! — награждая ударом сапога и Бирюка, проговорил часовой. — Не до вас командиру сейчас. Вставайте и потопали!
Подняться самостоятельно со связанными за спиной руками разведчики не смогли. Четверо солдат, патрулировавших территорию, поставив на ноги, были вынуждены почти тащить их на себе — развязывать руки «диверсантам», пусть и раненым, никто не собирался. Впрочем, тащили их недалеко: сбросив в один из уцелевших подвалов, заперли крепкую дверь и приставили часового.
С трудом сев, Мишка, обливаясь потом и рыча от боли, встал на колени и пополз к Егору. Бирюк лежал на животе, и на Мишкины поползновения совершенно не реагировал. Добравшись до Захарова, подросток плюхнулся на задницу и повернулся к нему спиной. Буквально выворачивая себе руки, нащупал узел у напарника на руках и попытался его развязать. Попытки с двадцатой, обломав себе все ногти и едва не воя от боли в стянутых веревкой руках, парень почувствовал, что узел наконец поддался.
Распутав руки Егора, Мишка толкнул его. Бирюк не отзывался. Снова встав на колени, подросток, тихонько подвывая от боли, принялся ползать вокруг Захарова, через каждые пару «шагов» падая на пятую точку и ощупывая горевшего огнем напарника. Добравшись до головы, он понял, что тот при падении крепко приложился ею об пол. Настолько крепко, что под его головой натекла лужа крови. Но Егор был жив, Мишка явственно это чувствовал. Но также он чувствовал, что мужчина может умереть, если ему в ближайшее время не помогут. А в том, что все-таки помогут, парень очень сильно сомневался, учитывая оказанный им теплый прием.