Колдун

– Как и тебя. – Валья пристроился к огоньку, вытягивая онемевшие от холода ладони. – Ты прячешься, Майорин? Или прячешь меня?

Майорин не ответил.

– А может прячешься от себя… Уж больно неприятно осознавать, что твой брат выставил тебя из столицы.

Полено легло в огонь.

– Это не твое дело.

– К тебе с чем не подойди все дело только твое и только в тебе. – Хмыкнул менестрель. – Ты, верно, думаешь, что других совсем не касается, что с тобой происходит.

– Не касается. Достань крупу.

– Удобно столь же, сколько ложно. Но ты взял меня с собой из-за Айрин – она попросила. На меня тебе плевать, а вот на нее нет. Верно? И все же она уехала.

– Хватит брехать. – Голос у колдуна был спокойный, ровный и тихий. Он поболтал котелок, заставляя снег тонуть талой воде.

Менестрель замолчал, почесывая пепельную щетину.

– Редрину наговорили, что я хочу занять его место. – Неожиданно сказал Майорин.

– А это не так?

– Я не предам брата.

– Но место его тебе все же нравится?

Колдун поглядел на спутника. Не много ума у того, кто болтает с менестрелями, еще балладу сложит… Да больше здесь никого не было.

– Я знаю, что делать.

– А он нет?

– Он слишком… – Майорин поискал слово, – порядочен. Редрин попробует решить дело честно, но иногда честно и правильно разные вещи. Я мог бы помочь.

– А он видно убежден, что его решения лучше.

– Угум. – Вода начала закипать, Майорин высыпал в нее крупу. – Все мы умные, аж тошно. Охота иногда побыть болтливым идиотом.

– Бывает. – Многозначительно подтвердил Валья.

– Таким как ты. – Пояснил колдун.

– Быть болтливым идиотом, вполне сносно. – Менестрель не смутился и не обиделся. – Лучше, чем хмырем, который свято верит, что ему никто не нужен. Верно, зачем тебе кто-то? Зачем тебе брат? Зачем девушка, которая тебя любит? Зачем тебе расположение болтливого идиота – менестреля. Не дай боги залезу в твою драгоценную душу и напишу балладу. Ты ведь подумал об этом колдун? Подумал, что со мной нельзя сказать лишнего слова? А мне не нужно твоих слов, чтобы видеть тебя насквозь. Я могу сказать все и без твоих исповедей.

Майорин мешал крупу ложкой.

– Ты любишь брата, боишься его потерять, а сказать ему это ты так и не сподобился. – Валья всё распалялся: – Но влез в его дела, отчего он решил, что ты под него копаешь. Ты мог бы быть с Айрин, но повернул дело так, что она уехала в даль далекую, и тебе даже в голову не пришло поехать с ней. Тогда тебе может и казалось, что ты будешь вершить судьбы, а вышло, что сидишь и варишь кашу никчемному болтуну, который и ногтя твоего драгоценного не достоин. И этот никчемный идиот читает тебе мораль, а тебя распирает от презрения. Вот только не меня ты презираешь, Майорин. Ты презираешь себя, потому что за столько лет ты так и не попытался ничего создать. Ни дома, ни семьи. У тебя есть только друг – эльф убийца и твоя мнимая свобода. Да твой убийца командует своим орденом, а свобода ничего не стоит, если тебя надо обуздать. Теперь ты пойдешь на передовую, чтобы гордо принять уготованную тебе участь, размахивая знаменем своей мрачной неприступности. Ведь тебе недоступно слово страх. Но ты боишься, боишься, что тебе заберутся в душу и увидят ее насквозь.

Колдун снял пену и добавил соли.

– Но кое-кому удалось, верно? Ваши судьбы оказались очень похожими. Ты хотел быть государем, но не мог. Она хотела быть колдуньей, но ей не досталось дара. – Майорин впервые посмотрел на Валью. Он не мог знать, что колдун не был колдуном. Не мог. Это знала Айрин, но она бы не сказала. – Ты получил дар, и пришлось перекраивать всю жизнь под него, она стала истоком, и ей тоже пришлось все строить заново. Сколько у тебя было женщин? Боюсь даже подумать, живешь ты немало и нигде не задерживаешься надолго. Не оттого ли, что каждый раз, когда начинаешь открываться, ты бежишь? Простое счастье не для героев вроде тебя.

– Готово. Ешь и заткнись уже.

Валья протянул колдуну очищенную в пылу монолога луковицу, тот молча взял и захрустел.

Было жарко. Майорин осторожно высунул ногу из-под одеяла, но тут же втянул обратно – жарко было только под одеялом. Он невольно задел локтем спящую рядом девушку, она завозилась во сне, чуть повернулась. Темным золотом растеклись по подушкам и простыне распущенные волосы.

Мужчина сел, соскочил с кровати, ударился ногой о стоящий рядом стул, зашипел, выругался. В темноте, ощупью нашарил свою одежду.

– Ты куда?

– Надо. – Бросил Майорин, поленившись объяснять.