Колдун

Расследование смертей Орника и Регины Мадера считались временно прекращенными. Главный сыщик выдохнул и снова глубоко вдохнул — у него появилось новое задание. На центральной площади торопливо возводили помост, пока не объясняя зачем. Во дворце удвоили охрану, храмовая стража принялась патрулировать улицы города вкупе со стражей регулярной.

Вирица кипела. Перед лавками топтался народ, сплетни ползли по городу, приобретая все более жуткие очертания: колдуны с магами объединились и идут брать столицу, Редрин Филин убит — стражу выставили, чтобы об этом никто не догадался, Инессцы проиграли, маги будут мстить, Орден карателей решил завоевать Велманию, грядет война с Луаром и прочее. У страха открылись огромные, ясные и совершенно бессмысленные глаза.

К полудню сплетни пополнились свежей "информацией".

Владычица Инессы сгорела от стыда прямо на совете — в прямом смысле, Сауринское княжество отделяется от Велмании и с Цитаделью магии образует свое суверенное государство, противников магов отправляют валить лес за Урмалой, правда спустя полчаса на это же дело отправляли самих магов, им и сподручней.

В полдень герольды по всей Вирице разгласили, что в шесть часов вечера Редрин Филин выступит перед народом с балкона дворца. Помост по-прежнему оставался загадкой. Храмовая стража подралась с городской. Разнимал народ, из-за чего дело превратилось в массовую драку, пришлось вызывать начальников обеих сторон. Те сцепились между собой словесно.

Лавки то открывались, то закрывались, сапожник шил сапог прямо на улице, боясь пропустить всё интересное мимо ушей, лучший вирицкий портной в задумчивости угодил иглой в ягодицу какому-то дворянину. Дворянин возопиял, а потом чуть не попал под сани с заглядевшимся на площадное столпотворение возницей. В санях спорили, сравнивая сплетни, мужчина и женщина. Сплетни оказались разными, в дамских палатах разговоры имели романтическо-трагический уклон, а в мужских кабинетах речь шла больше о политике и деньгах.

Храмовая стража опять подралась с городской. Растаскивать было некому, довольствовавшись кровоточащими носами и разбитыми губами стражники утихомирились, а сдавая смену, соврали, что задерживали преступника, коего не поймали.

В три часа дня Ловша Левша полностью сделал дневную выручку и потирал руки, представляя, как чудно заработает вечером. Вот только пришлось послать повозку на пивной завод, пиво кончалось катастрофически быстро. Растерянный посыльный вернулся с двумя бочками — цены у пивоваров взлетели втрое. Во всех корчмах резко поднялся уровень потребления хмельного. Ловша, ругаясь, дал посыльному еще денег и велел торговаться, а сам совершил то, что почитал святотатством самым распоследним — велел разбавлять пиво.

Жарка с Билдиром лениво передвигали фигуры по черно-белым клеточкам, с кислыми минами взирая на любопытных по ту сторону стекла и вокруг. Они честно попытались уйти наверх и спрятаться в комнатах, но Ловша пообещал десять процентов и "настоящие убивцы" терпели.

В четыре часа герольды объявили, что совет окончен. Помост стоял неприкаянный, на досках кто-то успел написать бранные высказывания, рядом ножом проковыряли ответ.

Мастера амулетов распродали треть запасов, знахари остались на внеурочную работу, составляя мази для ран.

И только в храмовой лекарне было тихо — народ забыл, что он может болеть. Болеть было некогда, в счет не шли только первые подравшиеся стражники, матерящие друг друга с разных концов палаты.

В пять часов народ столпился у дворца, началась давка. Грамотные притащили с собой плакаты: "магов на эшафот!", "Велмания для людей!", "Не дадим превратить нас в чудовищ!". Неграмотные ограничились воплями и кричалками, вовлекая в это дело грамотных. Глядящий на них из окна второй советник по вопросам населения подумал, что надо будет открыть еще с полдюжины школ. Но тут грамотные начали пихаться, каждый старался, чтобы именно его пожелания было видно лучше, и советник испугался, что школы не помогут.

В шесть часов на балкон вышел Горан Вирицкий, кивнул головой народу. Вопли смолкли — Горана Вирица любила.

Архимаг обошел балкон по периметру и махнул в окно.

Редрин Филин вышел к народу в простой кожаной куртке с расстегнутым воротом. Глазастые тут же приметили осунувшееся лицо государя и чуть растрепанные волосы, оценив — заботится, переживает, не спит, не ест!

Горан Вирицкий обратил внимание, что Редрин стал еще больше похож на Майорина, в голову закралась мысль, что государь стал похож на него не случайно.

— Мой народ! — провозгласил государь, хорошо поставленный голос, лишь немного усиленный магией, прокатился по дворцовой площади. — Времена ныне непростые! Маги нарушили закон, переступили черту. Вы боитесь за своих детей, за свое будущее и я вас понимаю.

В толпе крикнули. Редрин приподнял ладонь, утихомиривая площадь: