Колдун

Оверкаллен кивнул, Валья с Айрин рванули от стены, голубоватый в вечерней дымке щит засверкал в тех местах, где по нему лупили снаряды.

— Филипп! — вырвалось у девушки, когда она обнаружила чародея в седле одного.

— Потом! — рявкнул Хельм, хватая ее за рукав. — Потом заберем.

Под деревьями они придержали, отдышались. Колдуны, держащие щиты, стояли в ряд с сосредоточенными и отстраненными лицами. Ерекон смотрел на Лусор. В сивой бороде запутались льдинки.

— Папа! — метнулась Айрин к отцу. Тот молча обнял дочь, мотнул головой, выпроваживая Валью и Хельма.

Из палатки доносился мат — Косидар лечил Орма. Орали оба. Один от боли, другой от чувств.

Борец мало похожий на человека, с вытянувшейся челюстью и оскаленными клыками, наблюдал за ходящим из стороны в сторону Игже. Чернокнижник заканчивал очередную схему.

— Смена! — скомандовал кто-то. Рядом с держащими щит колдунами встали другие. Щит мигнул.

Айрин отошла от отца и слепо двинулась к сдавшим караул колдунам. Ничего не говоря, не узнавая знакомых, она пополнила резервы у одного за другим. После того как последний чародей отошел, девушка устало опустилась на снег и потеряла сознание.

Валья, заметивший ее падение первым, отнес Айрин в лагерь, уложил около огня и сел рядом. Впервые в жизни ему совсем не хотелось петь. Он тупо баюкал в руках зачехленную лютню и только, когда мимо пронесли мертвого, незнакомого ему колдуна, поднял голову.

— Выпей. — Хельм протянул ему баклагу с вином.

Валья выпил. Из палатки Косидара выбрался Орм, весь перекошенный от боли.

— Ну? — спросил он.

— Нет. — Ответил ему Валья.

Орм выругался, выпил, лег рядом с Айрин и почти сразу захрапел — зелье Косидара действовало быстро.

В другой части лагеря Ерекон подошел к Хорхе и Велемиру и тихо произнес:

— Завтра атакуем в полную силу. Раскатаем по камушку.

— Нам их не взять. — Хорхе накручивал ус на палец.

— Скажи ему. — Велел Ерекон Велемиру.

— Оппозиция на нашей стороне.

— С чего ты взял?

— Просто знаю. — Соврал чародей. Хорхе видел, что тот врет. И пусть Велемир опустил глаза, скрывая что-то, понял главное — у Майорина получилось. Оппозиция услышала предложение и его приняла.

Велемир вернулся в шатер воеводы, протянул руки к костру, из-за заклинания, вытягивающего дым наружу, над костром стоял серый черный клубящийся столб.

— Как ты?

— Ничего. — Химера сидела, завернувшись в одеяло, но даже под толстым сукном видно было выступающие крылья. — Пап… — Наля замолкла, а потом скороговоркой произнесла. — Пап, ты меня теперь ненавидишь?

— За что, дочка?

— Я… больше не человек…

— А ты себя ненавидишь? — спросил Велимир.

— Нет. Я привыкла.

— Вот и я привыкну. — Чародей устроился на топчане, и прикрыл глаза. Наля сидела, обняв колени, по привычке она расправила крылья и укрыла ими плечи. В тюрьме одеял не было.

Когда человеку приснился кошмар, первое желание при пробуждении — ощутить, что реальность намного лучше. Убедиться в этом. Удостовериться.

Чтобы глубинные страхи или воспоминания уползли в толщу подсознания и оставили в покое.

Но сегодня воспоминания смешались со страхами, слились в единый ужас. Айрин не подскочила, не закричала, просто распахнула глаза и часто задышала, будто весь сон у нее не было такой возможности. Справа спал Орм, слева Валья. Оба слегка похрапывали. Длинный лежак на десять человек с одной стороны укрывал от ветра и осадков навес, с другой горел костер. У огня, тихо переговариваясь, сидела ночная смена. В темноте поблескивал щит.

Айрин села, осторожно, чтобы не потревожить соседей, выбралась из-под одеял, сразу ощутив резкий здешний мороз.

Кто-то заботливо подложил ей под голову кожух и сапоги — чтобы не промерзли. Девушка споро натянула одежку и дрожащими пальцами принялась стягивать шнурки на сапогах.

Ее колотило. Реальность была пострашнее кошмара.

Знакомых у костра не было. Вернее давних знакомых, новых хоть отбавляй, но Айрин почти никого не помнила по именам. Она тихонечко приткнулась в сторонке, глубже натянув капюшон, на нее никто не обратил внимания.

«Вот так подсядет цитаделец и никто его не заметит», — пронеслось в голове.

— Эй, ты кто? — парень разливший горячий грог подозрительно на нее покосился. Пришлось поднять на него глаза. — А… дочка Ерекона. Давай кружку.

Айрин пошарила под бревном, поискала кружку. Нашла, кружка была грязной, Айрин в нее подула, решила — хватит, и подставила под половник. В грог не доложили всего. Зато он обжигал нёбо и немного грел желудок.

Её перестало трясти. Заныл мочевой пузырь, напоминая — она все еще жива. Пришлось последовать совету нутра и пойти по натоптанной тропинке к вонючему шалашику. У шалашика стоял замороженный караульный, на нос он натянул шерстяной платок, тот давно уже покрылся изморозью, как брови и ресницы его носителя.

Ерекон велел установить эту будочку, чтобы ратники не шастали по лесу или наоборот не загадили всю территорию лагеря. Караульного меняли каждый час, иначе околел бы.

— Кто идет?

— Я — Айрин.

— А… Там Льерка вырвало, замерзло не оскользнись.

— Спасибо.