Колдун и Ведьма

Вечер мы встречаем в глубоком овраге, возведя на скорую руку шалаш. Горы заметно приблизились, река Паутинка и логово ламии остались далеко позади. Летели мы молча, разговор не получался. Вроде и помирились, а всё равно — снова стали дуться друг на друга и злиться. Бри спиной изображала равнодушие, я грудью — достойное спокойствие (ну, или мне хотелось бы так думать).

Следа избушки по-прежнему не обнаруживалось.

Здесь, к югу от Паучьего леса, где поднималась первая волна холмов, знаменуя начало предгорий, шарилось немало лихого народа. Люди и нелюди, шайки, ватаги и дружины. Купеческие караваны старались обходить эти места стороной, но с запада двигались поселенцы, кому становилось тесно в старых перенаселённых городах, так что добыча всё равно сыскивалась.

Огня мы не разводили. Я вычертил круг Жара, и мы сидели, бездумно наслаждаясь теплом.

Руна огня в середине, над ней поднимаются призрачные языки пламени.

Бри молчит и, кажется, до сих пор обижается.

Начинается дождь, ведьмочка придвигает к себе поближе усталое помело.

— На меня капает! — заявляет Бри капризно.

Ничего капать на неё не должно, я наложил отталкивающее воду заклятие, но, как говорится, Бри такая Бри.

— И вообще, куда мы тащимся? Я устала, я вся грязная, на чулке дырка! — объявляет она с детской непосредственностью. — Может, скажешь наконец?

Поскольку я об этом уже говорил — мол, к Чёрной горе, то, надо полагать, так она даёт понять, что, хотя я ещё и не прощён до конца, но, во всяком случае, могу этого прощения добиться, если постараюсь.

Но я не хочу стараться. Я тоже обижаюсь, хотя не показываю. Колдуны не дуются, во всяком случае, избегают обид. Не всегда получается, однако.

— Ни одна капля на тебя не упала, Бри. Скажи лучше, как ты думаешь, что твоя бабушка могла привезти с войны? Или… кого?

— Опять ты за своё? Не придумывай глупости! Ничего она не могла привезти!

— Хорошо, не могла. Хотя лучше бы привезла.

— Это ещё почему?!

— Потому что это хорошо бы объясняло твоего эльфика.

Не люблю эльфов, да.

— Как же это?

Пожимаю плечами.

— Узнал, что твоя ба оставила под половицами или за печкой что-то ценное из военной добычи. Тамошние упыри, кому наши тогда хвосты накрутили и копыта с рогами пообломали, дорого платят за «возвращение артефактов». Эльфику заплатили, он тебя, гм, соблазнил, втёрся в доверие…

— Нет! — возмущается Бри. — Он, он не втирался!.. Всё было всамделишное!..

— А у эльфиков всё так и бывает, всамделишное. Ему даже притворяться не требовалось. Почему их на такие дела и нанимают.

Глаза у Бри вдруг наполняются слезами.

— То есть… он меня по-настоящему любит… и угнал Манюню? Всё равно угнал?

— Ага, страдал, плакал, но всё равно угнал.

Однако Бри сарказма не замечает. Проклятье, она что, и в самом деле втюрилась к этого остроухого? Я имею в виду, серьёзно втюрилась?

— А избушка ему для чего тогда? Ну, вытащил бы то, за чем пришёл!..

— Может, не знал, где. Ты же вот не знаешь. Может, найти не смог. Кто их поймёт, эльфиков?.. Но показалось ему, что Манюню проще угнать, а потом по брёвнышку разделать…

Тут Бри начинает реветь в голос.

— Ра-а-аздела-а-ать?! Иван, помоги-и!.. И-и-и!..

Слёзы в три ручья.

— А с эльфиками путаться не станешь?

— Не ста-а-ану-у!.. Только давай Манюню спасём!

— Спасём, — твёрдо отвечаю я, хотя в полной мере таковой уверенности не ощущаю.

Просто это и впрямь проще всего, если избушку на курьих ножках угнали охотники за артефактами. Их-то мы нагоним… Хотя всё равно не понимаю, каким образом эльфик заставил Манюню летать.

Вот потому-то и думаю я, что совсем это был не эльф.

Но не люблю я их по-прежнему.

И потому мы с Бри держим путь на юг, ко взморью, к Чёрной Горе, той самой, где пропадают ведьмы…

— А может, они её уже разобрали! — пугается Бри.

— Нет. Тебя три дня дома не было, могли бы — на месте бы всё сделали.

— А Рашпиль-то, Рашпиль куда глядел! — Бри сжимает кулачки. — Не зря он его всё время кормил!..

— Кто кого кормил-то?..

— Ирвессе — Рашпиля!.. Да ещё и приговаривал, мол, кушай котик, кушай, котик хорошо кушать должен!..

Рашпиль, надо сказать, у Бри упитанностью не отличался. По её мнению, фамильяру полнота была противопоказана.

— Хм. Может, задобрить хотел, внимание отвлечь. А может, когда угонял, подсунул лакомство с… сама понимаешь, с чем.

Бри прижимает ладошки к щекам, глядит на меня с ужасом.

— Он… Рашпиля… отравил?

— Ну что ты говоришь, фамильяра так просто не отравить, сама ведь знаешь!

— А… что ж тогда?

— Отравить нельзя. Но можно сбить с толку, обмануть, затуманить взор. Требуется высокое искусство. Мало таких, кто способен на подобное; почему я и пытаю тебя, не привезла ли бабушка с войны чего-то… интересного?

Бедная Бри только трясёт головой. Она ничего не знает. Похоже, и в самом деле ничего. Бабушка, видать, понимала, насколько легкомысленна у неё внучка.