Чем ближе к Горе, тем более обжитой становится местность. Деревья редеют, теперь уже не заимки стоят одинокими островками среди бескрайнего зелёно-жёлтого моря, а редкие лоскутья леса извиваются между просёлков, полей, выпасов и огородов.
Однако, и набежало ж сюда народу…
Делать нечего — выбираемся на дорогу. Бредём — ни дать ни взять почтительный сын ведёт куда-то престарелую мать.
Нам начинает попадаться народ: мужик с осликом, запряжённым в небольшую тележку, пара странствующих торговцев, большая телега с женщинами и клетками, где квохчут курицы и гогочут гуси, — едут явно на базар.
На нас пялятся, и это плохо. Чужих, как видно, здесь немного.
Но и цель наша уже совсем близка: Чёрная гора закрыла полнеба.
Она, конечно, не гора, она скорее скала — отвесные склоны, острые, как у клинка, грани, ничуть не затупившиеся за века работы воды и ветра.
И ещё здесь начинаешь слышать море. Оно тут тёплое и ласковое — если не считать поры осенних штормов, как раз в эти месяцы. У подножия обсидиановой громады — небольшая бухта. Я там бывал пару раз, больше не хочу, но лезть придётся: взялся за гуж, не говори, что своя рубашка ближе к телу.
Тут теперь настоящий городок, срублено всё криво-косо, на скорую руку, «временно» — да так и оставшееся надолго. Не встретишь тут солидных, основательных лавок, добротных постоялых дворов, уважающих себя трактиров, где можно даже встретить настоящую скатерть.
Нет, здесь всё кое-как, наспех, лишь бы стояло да крыша б не текла.
Потому что никто возле Чёрной горы, не уверен, будет ли всё это стоять на следующее утро.
Правда, нет здесь и королевских альбо императорских сборщиков податей, сюда не пускают жадных ростовщиков; привечают скупщиков разного рода добычи, но то, как известно, «совсем другое дело».
— Головой не верти! — шиплю я на Бри. — Иди так, словно весь рынок намерена с собой унести!
Это, надо сказать, у Бри получается сразу и очень убедительно.
Мы идём к берегу. И очень скоро, куда раньше, чем я ожидал, начинаю ощущать то, из-за чего Гора и обрела свою славу.
Бри, надо полагать, тоже, потому что вдруг бледнеет, спотыкается и почти повисает на мне; я едва успеваю её подхватить.
— Чувствуешь? — шепчу ей на ухо, и она судорожно кивает.
...Похитителям Манюни просто некуда больше деваться. Тут для них самое место — они могут найти покупателя на свой хабар или же передать добытое заказчику. Даже если они намерены разобрать избушку по бревнышку — они займутся этим здесь. Ну, если хоть что-то понимают в своём ремесле (а я подозреваю, что таки-понимают).
— Куда дальше? — шипит Бри. Она уже оправилась, глаза зло блестят.
— На рынок. Есть у меня там один знакомец…
Варзул был гоблином. Низким таким, зеленокожим. Младшим братом орочьего племени. Держал он мелкую лавчонку на рынке возле Чёрной горы, а промышлял, как нетрудно догадаться, тем, что торговал достоверными сведениями. Правда, продавал он их всем, кто готов был заплатить; просто удивительно, что сумел протянуть так долго.
Знакомство (и поддержание оного) стоило мне в своё время очень дорого.
Впрочем, потраченное окупилось сторицей.
Отправив Бри гулять по рынку со строжайшим указанием «никуда не исчезать», захожу в лавку.
Она совсем крошечная. Собственно, это даже не лавка, а телега, у которой опускается борт, выдвигается прилавок, поднимаются шесты с натянутой на них суровой парусиной… и готово!
На прилавке разложены артефакты, за спиной гоблина, на специальном поднимающемся щите, прикреплены цепями особо ценные.
Варзул сидит на складной табуреточке, скучает. Точнее, он, конечно, никогда не скучает. Просто раз сидит — значит, переваривает полученные вести.
— Ив! — Он взмахивает зеленой лапой. — Давненько не заглядывал! Чем поможет тебе старый бедный гоблин?
— Ты богаче всех здешних торговцев, приятель Вар.
— Э-э, зачем льстишь нищему гобо, едва набирающему себе на вечерний суп?
У зеленокожих принято вечно жаловаться на судьбу, бедность, болезни и прочие напасти; они верят, что если пожаловаться, то настоящие беды обойдут их стороной.
— Мне нужны вести.
— Само собой, само собой! Иначе зачем бы пришёл ты ко всеми забытому Варзулу, у которого совершенно нет друзей? К Варзулу все приходят только по делу! Нет бы просто зайти, поболтать… сыграть в тавлеи… ну, что уж делать! Какие вести тебе потребны, Ив? Ты только помни, что их я тебе продам — по сходной цене, конечно, очень невысокой — но, если меня о тебе спросят, это я тоже продам. Ты меня знаешь, дружище, честность — моё ремесло! Я никого не обманываю, никому не обещаю молчать — и слово своё держу!..
Он широко ухмыляется. Зубы у него, как и у ламии, мелкие и острые.
Да, Варзул никому не обещает молчать, ни на кого не работает — и до сих пор цел.
— Иногда я удивляюсь, отчего тебя ещё не зарезали, гобо, — усмехаюсь я. Это тоже согласно обычаю. Пожелать всяческих бедствий хозяину — значит отвратить их от него.