– Кстати, хочу тебя предупредить: Надя – жена Гамаюнова.
– Я уже знаю.
– Она врет. Для престижа сочиняет, – Лена не хотела верить в подобный успех соперницы.
– Нет. Это правда.
– Может быть, она не любит Ивана Кирилловича? – попыталась утешить колдуна Лена.
– Разумеется, не любит. Но это-то как раз и не имеет значения.
Роман поднял глаза вверх, к потолку, и неожиданно хмыкнул.
– Леночка, убери поскорей натюрморт, пока другие не видели.
Лена обернулась. Под потолком, зацепившись за ржавый гвоздь, висел ее собственный лифчик. Лена вспыхнула до корней волос и спешно сдернула неуместное украшение.
– Не смущайся, с кем не бывает. Я однажды пришел на свидание и промочил ноги. Пришлось повесить носки на батарею. Уходя, перепутал свои носки с носками мужа своей любовницы. Вот это уже неприятно.
– У него был грибок на ногах, и ты заразился? – засмеялась Лена.
– Ко мне никакие болезни не пристают, да будет тебе известно, даже СПИД. Просто на следующий день разъяренный муж попытался сбить меня машиной на улице. А парень работал на «КамАЗе». С тех пор я стараюсь не связываться с замужними женщинами.
– А как же Надя?
Колдун притворно вздохнул:
– Даже мне иногда приходится отступать от собственных принципов.
Эти двое – мужчина и женщина – явились вечером. Тимофей провел их в просторную комнату Игорька. Остряков с любопытством разглядывал обстановку. Все стены комнаты были завешаны картинами – сплошь авангард, в буковых лакированных рамах, по три-четыре в ряд. Зато бронзовая люстра и бра на стенах были старинными с зеленоватой благородной патиной, а кресла с изогнутыми ножками и округлыми, как женские прелести, спинками, обитые кремовым атласом, сделали бы честь любому музею. Будто два разных человека жили в этой комнате, и эти двое друг друга ненавидели.
Бабка, пришедшая с Остряковым, смотрела хмуро и неприязненно. У нее было темное худое лицо, белоснежные, сверкающие серебром, волосы и черные, будто насурьмленные, брови. А зубы белые, ровные, но не вставные, – свои, самоделанные, как у Романа. Старое зимнее пальто с облезлым воротником она снимать не стала, а лишь распахнула на груди и откинула с головы платок. За гостями Тимофей внес огромную матерчатую сумку и поставил ее на пол у входа.
– Вот, как просили, – весело объявил Остряков, потирая руки. – Доставил в лучшем виде. Знакомьтесь – Марья Севастьяновна Воробьева, потомственная колдунья. Сплетет водное ожерелье в лучшем виде.
– В самом деле колдунья? – Игорь недоверчиво поглядел на старуху.
Светлые ее глаза, узкие и чуть косо прорезанные очень напоминали глаза того парня, что вытащил Игоря из «Мерса».
– Сплету, – пообещала Марья Севастьяновна, – но только учти: наденешь – так носить будешь до скончания века. Никто не снимет с живого, а с мертвого оно само спадет.
– Так уж и никто? – хитро прищурился Колодин.
– А коли снимет – тебе хуже станет, чем мертвецу, – пообещала старуха.
– Что ж, плети, – повелел Колодин. – Дорого берешь?
Марья Севастьяновна задумалась:
– Ты первый, кто ожерелье купить хочет. Ведь это не радость какая, не удовольствие. Ожерелье убить запросто может.
– Сколько возьмешь? – повторил вопрос Колодин.
– По сотне за штуку. Сколько плести? – старуха склонилась над принесенной сумкой и принялась выставлять на пол полиэтиленовые бутылки из-под колы, наполненные родниковой водой такой прозрачности, что она отливала голубым.
– Пустосвятовская вода, наичистейшая вода на свете, – сообщил Остряков, потирая руки.
– Мне и вот ему сплетешь, – Игорь кивнул на Тимофея.
– По одной штуке? – равнодушно спросила старуха, по-прежнему не снимая пальто, хотя в комнате было жарко.
– А что, можно и больше?
– Отчего же. Можно и больше, – кивнула она. – Других водяков чуять лучше будешь, коли трижды окольцуешься.
– Отлично.
– Ты случайно не Лавриков? – неожиданно спросила старуха и подозрительно поглядела на Игоря. – Нет?
– Насколько помню свою родословную, нет.
– А он? – теперь цепкий взгляд колдуньи ощупывал Тимофея.
– Да не Лавриков он! – нетерпеливо воскликнул Игорь.
Старуха тронула запястье Тимофея, будто пощупать пульс собиралась. Потом кивнула, подтверждая: не Лавриков.
– Выйди! – приказал Игорь Острякову. – В коридоре подожди, тебе при этом быть не обязательно. Ты здесь лишний.
Остряков запротестовал, но напрасно – Тимофей вмиг выпроводил его в холл.
Оставшись наедине со старухой, Колодин добавил:
– Мне одно ожерелье сплетешь, а охраннику моему – сразу три.