Колдунья моя

— Ну почему ты всегда оказываешься права?! — с шутливым негодованием воскликнула Мэйрин.

— Потому что я — твоя мать, — спокойно ответила Ида, но ее голубые глаза лучились весельем.

Робер де Иервиль переночевал в Эльфлиа, а затем направился в Вустер, передавать королевские приглашения другим дворянам. Вильгельм обожал свою умную, волевую супругу и хотел превратить ее коронацию в грандиозное торжество.

— Зря я беспокоилась, что мы не успеем употребить в дело все эти чудесные византийские ткани, прежде чем они истлеют от времени, — заметила Ида. — Мне приятно думать, что ты будешь блистать среди придворных Вильгельма, Мэйрин. Я уверена, что твой отец сейчас бы очень гордился.

Женщины принялись за работу, чтобы подготовить для Мэйрин приличествующий случаю гардероб. Жосслен решил, что они пробудут в Лондоне несколько дней, так что Ида вознамерилась сшить своей дочери дюжину нарядов. Но Мэйрин возразила:

— Я не хочу привлекать внимания, мама. Иначе нам начнут завидовать.

— Но чем ты хуже нормандских леди? — удивилась Ида. — Ведь ты была византийской принцессой!

— Это осталось в прошлом, мама. Теперь я — жена простого рыцаря, и мне это по душе. Если все как следует рассчитать, я смогу надевать туники и юбки в разных сочетаниях, так что покажется, будто у меня больше нарядов, чем есть на самом деле. Кроме того, большой гардероб тяжело везти с собой.

Жосслен согласился с женой. Благоразумнее не демонстрировать богатства лишний раз и не привлекать к Эльфлиа любопытства. Решили, что Мэйрин возьмет с собой всего пять туник: две парчовые — фиолетовую и светло-серую, расшитые золотыми нитями. Две туники шелковые — темно-синюю с серебряной вышивкой у горла, на манжетах и вдоль подола, и ярко-желтую, без всякой вышивки. Последняя туника — из бирюзовой камки.

К туникам Мэйрин собиралась взять столько же юбок: одну — из золотой парчи, другую — из серебряной; две — из тафты, черную и голубую; а последнюю — из пурпурной камки; в Византии одежду такого цвета запрещали носить простым смертным, поскольку она предназначалась лишь для императоров. Но в качестве прощального дара Мэйрин получила отрез этой великолепной ткани от самой императрицы.

Наблюдая за лихорадочной деятельностью, которую развили женщины, Жосслен не удержался от искушения поддразнить их.

— А как насчет моего гардероба? — спросил он. — Или новую одежду получит только Мэйрин? Я-то думал, что обычно петух красуется в разноцветных перьях, а серая курочка скромно сидит на насесте!

— Разве мы с мамой не сшили для тебя наряды прошлой зимой? — возмутилась Мэйрин. — Ты еще не успел поносить и половины из них, а они все на редкость хороши. И потом, на мужчин все равно никто не смотрит. — На них смотрят женщины, — серьезно возразил Жосслен.

— Ну уж нет, милорд, лучше пускай они на тебя не смотрят! Наверное, ты оставил в Нормандии не один десяток безмозглых куриц, которые до сих пор надеются на твое внимание. Ничего, скоро они поймут, как заблуждались!

Жосслен на мгновение вспомнил Бланш де Сен-Бриек, но тут же выкинул эту мысль из головы. Бланш в Бретани. Она никогда не имела доступа ко двору, да и не может его добиться. Жосслену не хотелось расстраивать Мэйрин, пробуждая в ней печальные воспоминания о далеком прошлом.

— Успокойся, колдунья моя, — проговорил он. — Никто и никогда не сможет украсть меня у тебя. Я тебя люблю.

— Значит, на тебя не набросятся толпы прежних любовниц? — спросила Мэйрин, чуточку разочарованная. Жосслен покачал головой.

— Нет, — ответил он.

— От мужчин никогда не добьешься правды, — проворчала Мэйрин.

— Рассказывать правду о таких вещах недостойно чести рыцаря, — заметил Жосслен.

— Значит, кто-то все же был! — воскликнула Мэйрин и, накинувшись на мужа, заколотила кулаками по его широкой груди.

Жосслен поймал ее запястья, прежде чем она успела его ушибить, и со смехом произнес:

— Если я признаюсь, что у меня были любовницы прежде, ты меня побьешь, а если скажу, что никого не было, — разочаруешься! Как же так? — Он сжал ее в объятиях и, заглянув в лицо, проговорил:

— Я люблю тебя, Мэйрин из Эльфлиа! Я не стану ни в чем признаваться и не стану ничего отрицать. Что бы ни было в моей жизни, все осталось в прошлом. Ты — это все, что имеет для меня значение.

Сердце Мэйрин забилось быстрее, когда она услышала страстное признание; губы ее мягко приоткрылись навстречу губам Жосслена. Поцелуй был пылким и долгим. Оба забыли про Иду, которая, улыбнувшись своим воспоминаниям, отвернулась и снова взялась за шитье. Мэйрин едва почувствовала, что муж подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице в спальню. Она уронила голову ему на плечо и тихо вздохнула от блаженства.

Опустив Мэйрин на пол, Жосслен принялся раздевать ее; Мэйрин вторила его движениям, торопливо снимая с него одежду. Они упали на постель, не разжимая объятий, и целовались до тех пор, пока у Мэйрин не заныли губы. Руки ее ласкали тело Жосслена, и он отвечал на ласку долгими, жадными поглаживаниями. Спина его была такой мощной. Ягодицы — такими крепкими. Грудь — такой твердой и мускулистой.