Колдунья по найму (СИ)

Капитан открыл дверь и вышел в коридор. Поинтересовался у дворецкого, где он может найти Верджила и стал медленно подниматься по лестнице.

Клод устало опустился за стол. Потер ладонями глаза и тут же охнул от боли. Пожалуй, надо где-нибудь записать, что в ближайшие пару дней надо относится к себе, как к хрупкой вещи. Прикасаться осторожно, а еще лучше держать руки в карманах. Его взгляд упал на лоток для срочных писем. Там лежало парочка свежих, которых утром еще не было. Одно было касательно собрания акционеров, а другое от герцогини Фокс, давней подруги его матери. Он распечатал его и пробежал глазами. Герцогиня принимала их с Каталиной предложение погостить в замке, тем более впереди зимний бал, на котором должна быть ее дочь — Изабелла.

Только гостей здесь сейчас не хватало! Клод медленно втянул носом воздух и закрыл глаза. Написать, что он не сможет принять герцогиню и ее дочь, было бы оскорблением. Он утешал себя тем, что Лидия Фокс была милой женщиной и у них сложились теплые отношения. А Изабеллу он почти не помнил. Последний раз он видел ее восемь лет назад и тогда ей было то ли десять лет, то ли двенадцать. Она редко приезжала в столицу, Лидия ссылалась на ее плохое здоровье, но Клоду всегда казалось, что причина не в этом. Из вежливости он никогда не задавал вопросов, хоть его и мучило любопытство.

Он еще раз взглянул на дату визита. До приезда Лидии с дочкой осталось три дня. Нужно успеть приготовить комнаты, отдать распоряжение слугам. Клод устало вздохнул. Снова придется притворяться, делать вид, что твоя жизнь образец качества. Ему не хотелось, чтобы Лидия рассказала матери, что его семейная жизнь потерпела крах.

Ответив на письма и отдав распоряжения по дому, Клод поднялся к себе в комнату. Достал из шкафа бутылку вина и сделал несколько глотков. Пряная жидкость мягко прокатилась по пищеводу. Ему стало жарко. Щеки запылали, а глазам стало горячо, словно у него температура. Он подошел к окну и отдернул занавеску. Тонкий тюль, сделанный самыми лучшими мастерицами, казалась невесомой, словно нереальной. Выглянул в сад и увидел там Верджила и Молли, которые чинно шли рядом. Ему показалось, что брат держит девушку за руку и он сильнее вытянул шею, чтобы приглядеться. Они остановились. Верджил полностью закрыл собой Молли. В памяти Клода всплыл их недавний разговор. Что, если младший брат понял, как важна для него Молли и забрать ее себе? Молли, конечно, не вещь, но она свободна и вполне может принять его ухаживания. И тогда она будет потеряна для него.

Его пальцы вспотели, и он едва не выронил бутылку из рук. Хотелось броситься в сад и встать между этими двумя, а еще лучше, увести Молли с собой и рассказать, как она важна для него. Но он не сделал этого, продолжая смотреть в окно, изредка поднося бутылку к губам.

Ночь Клод провел плохо, ему снились кошмары. Он видел, как Генри окутывает черная дымка и она становится все плотнее, полностью скрывая его. Клод пытался вытащить его оттуда, погружал руки в эту черноту, стараясь найти там сына, но лишь увяз, как муха в смоле. Он не мог ни спасти сына, ни выбраться из ловушки сам.

Клод проснулся от частого сердцебиения. Дышать было тяжело. Набросив на плечи халат, он тихо вышел в коридор. Дошел до комнаты Генри и постояв несколько мгновений, заставил себя открыть дверь и войти. Мальчик спал. Его дыхание было шумным, но спокойным. Клод склонился над ним, вглядываясь в его лицо. Он не хотел потерять его. Он был готов отдать все, что угодно, только бы его ребенок остался жив. Рядом с ним на кушетке спала Нэнси. Немного успокоившись, он вышел из детской.

Дойдя до комнаты Молли, Клод замер. Пальцы сами легли на дверную ручку и крепко сжали ее. Он вспомнил их разговор, когда он пришел к ней пьяным и ему захотелось извиниться. Но он тут же прогнал это желание. Разве он совершил что-то плохое? Разжал пальцы и сделал шаг назад. Они поговорят утром. Обязательно. Потому что утро всегда лучше ночи. И стараясь не шуметь, побрел к себе.

Утром Каталины в спальне не оказалось. Постель была аккуратно застелена, окна не зашторены. Клод машинально провел по холодной атласной ткани покрывала. Подумал, чтобы чувствовал будь ревнивцем. Или если бы все еще любил Кату. Ненависть? Злость? Омерзение? Он не знал. Сильные чувства были ему незнакомы. Он относился к тому сорту людей, которые всегда выше эмоций ставили разум. Мыслями можно было управлять, а чувства казались ему сущим хаосом, в котором можно лишиться контроля и потеряться. Сейчас, прислушавшись к себе, он понял, что ощущает досаду и усталость.