Колдуны

Сидящий на троне остается неразличимым, но во всполохах пламени у Тома получается разглядеть черные ноги, покрытые шерстью и заканчивающиеся свиными копытцами. Голова существа закрыта капюшоном. Сверху тот украшен тиарой из переплетенных цветов. Из-под капюшона выступают уши – похожие на заячьи, но гораздо шире и длиннее, – их кончики теряются из виду и исчезают в темноте.

Том смотрит сверху вниз на нечто размером с ребенка.

Затем смотрит снизу вверх, и это существо огромно.

Бог. Узник кургана.

Из-за грубо вытесанного трона поднимается змееподобная фигура – длинный хвост. Бледный, как личинка, щетинистый и покрытый коростой, он вытягивается слепым червяком. Безглазый кончик прощупывает и вбирает воздух.

Голова Тома или, возможно, лишь его зрение – все происходит слишком быстро, чтобы это осмыслить, – с огромной скоростью мчится вперед. Колоссальное притяжение влечет его сознание сквозь пространство, сквозь барьер. Ощущение самого себя, его сознание засасывается внутрь капюшона. И прежде чем Том успевает закричать, его целиком поглощает темная пещера безликого бога.

Внутри капюшона Том наполовину осознает огромную глубину ледяного пространства, усеянного далекими небесными телами. Звездами, которые начинают вращаться против часовой стрелки в зловонном водовороте. Все быстрее и быстрее, мгновение за мгновением, их бег ускоряется. Том не может дышать. Последние остатки его самообладания рушатся.

Мелькают видения, слишком быстро, чтобы их можно было сосчитать. Ощущение жизни, перемотанной в обратную сторону и сжатой.

Переезд в дом. Грейси бежит к цветам… Женитьба на Фионе… Спеленутая Грейси, у него на руках, крошечные глазки изучают его лицо… Он сам, только моложе, смотрит на себя нынешнего, глаза полны слез… Мальчик глядит вверх… Он помнит, как в тот самый день поднял взгляд и увидел… Младенец выглядывает из ванночки в больнице… Окрашенные в алое схватки мускулистой матки, сердцебиение… Бесплодная пустошь, затуманенная мелким дождиком, низкие облака, одинокий каменный столб… Силуэт памятника под звездами, они вращаются с головокружительной скоростью, пока снова не опускается пустота.

Том опять у трона. Который не больше кирпича. Том может просто взять его в руки и разбить маленькую глиняную куклу в капюшоне, сидящую на камне.

Из черной дыры капюшона, которая не больше кончика пальца, раздается тоненький голосок. Оглушенный этим звуком, Том кричит, падает и корчится на мокром каменном полу. Судорога электризует его нервы. Его голова пригибается к лодыжкам.

Трон, тянущийся на тысячи метров к окутанным туманом звездам, колоссален, а одеяния того, кто восседает на нем, ниспадают огромным водопадом вонючей ткани.

Пустота.

У Тома нет тела.

Атом разума сохраняется внутри ревущего холода, который простирается слишком далеко для осознания. Эта последняя искра вращается против часовой стрелки, набирая невероятную скорость…

«Меня больше нет».

52

Далекие крики вырывают Тома из теплой тьмы. Кокона, по которому он начинает скучать, как только пробуждается.

Запахи холодной земли и мульчи наполняют его нос и рот. Слезящиеся глаза смотрят в ночь, затянутую мраком и нависающую над старыми камнями. Том, дрожа, лежит на потревоженной почве раскопанного кургана.

Словно у выжившего в кораблекрушении, его безвольные конечности раскинуты в стороны, и он пытается понять, как и почему его пощадили.

Затем со стороны домов, которым так неуютно стоять друг с другом – убогому рядом с блистательным и наделенным силой, – прорезая темный воздух, раздается еще один испуганный крик, и шаткая сосредоточенность Тома на мире рушится.

Когда он перекатывается на колени, боль знакомит его с колотой раной – распухшим ртом на плече, который из-за махания лопатой превратился в ужасную улыбку.

Без рубашки, перепачканный и контуженный тем, что просочилось из кургана и поглотило его целиком, Том некоторое время может только наблюдать, как из его рта течет слюна.

В конце концов он заставляет себя поднять здоровой рукой толстовку и неуклюже прикрывается, как ребенок, надевающий мокрую одежду после купания. Когда ткань, более грубая на ощупь, чем должна быть, скользит по ране, Том охает.

Побледнев от боли, он наклоняется и хватает ружье. Прижимает к себе. Затем, спотыкаясь, идет по узкой тропинке к дому.

Его направляет далекий желтый свет окон. Бледные квадраты прыгают перед глазами, пока Том, наконец, не прислоняется к одному из столбов ворот Мутов. Он задыхается от напряжения такого длинного пути. И не идет дальше. Замирает, прижимаясь к воротам, ошеломленный странным движением, которое видит в доме соседей.

Прямо перед ним – освещенное окно первого этажа задней части дома Мутов: окно их то ли кабинета, то ли храма. Через него Том видит Медею в той же комнате, где бросил ее. Только с этого ракурса старуху нельзя было бы увидеть, ведь она должна лежать связанная на полу.