Утром 21 декабря стояла сказочная погода. Был крепкий мороз, светило солнце, снег, лежавший на мостовой не очень толстым слоем, искрился миллионами льдинок. Владимир Александрович стоял у окна в своём кабинете и наблюдал за жизнью на улице. Дворник, укутанный в несколько драных тулупов, расчищал за уплаченный целковый, тротуар перед дворцом, методично размахивая метлой. Мимо дворца мохноногие кобылки лениво протаскивали сани, гружённые свежесрубленными ёлками, углём, дровами, или перевозящие господ в роскошных шубах и громоздких меховых шапках. Один из таких экипажей, а именно – крытые сани на двух пассажиров с монограммой «АБ» на дверце, запряжённые двумя гнедыми клейдесдалями остановился перед парадными дверями дворца. Кучер спрыгнул с козел, отпер дверцу и из саней вышел невысокий мужчина средних лет, с чёрной, кучерявой, пышной бородой до груди, длинными усами, в каракулевой папахе, норковой шубе и с толстенной чёрной тростью в руках, спрятанных в кожаные перчатки. Воротынский в момент узнал в этом господине своего двоюродного брата – Павла Дмитриевича Ахматбея. Человек истинно малороссийского духа, весёлый и простой в обращении, отставной штабс-ротмистр Кавалергардского полка, надворный советник Павел Ахматбей, имевший в дружеских кругах прозвище «Шахматы-брей», был весьма красив собой и владел приятным, хотя слабеньким, теноровым голосом, на вид же он был любезный и приветливый человек. В свои тридцать пять лет он числился в IV отделении Собственной Его Величества канцелярии, имел пятерых детей от первой жены – княжны Марии Алексеевны Бортянской, умершей скоропостижно от лихорадки через несколько недель после рождения пятого ребёнка. Вторая его жена – француженка, Луиза Евгеньевна де Бертлен, дочь актёра французской труппы Михайловского театра, не нравилась никому из родных и друзей князя Павла Дмитриевича Ахматбея. Она была мила на вид, смугла, черноволоса, красиво пела, играла на фортепьяно и арфе, знала наизусть несколько мольеровских пьес, но совершенно не говорила по-русски, детей недолюбливала, была младше мужа на двенадцать лет и более всего питала страсть ко всякого рода украшениям. Павел Дмитриевич же боготворил свою «Лили» и потакал любой её причуде, покупал всё, что ей заблагорассудится: самые дорогие кольца, серьги, колье, гарнитуры, подвески, заколки и брошки. Он влезал в долги, продавал фамильные владения, выставлял на аукцион предметы искусства и живописи, доставшиеся ему от отца, что вызывало ужасное возмущение Ахматбея-старшего. Старый князь Дмитрий Иванович вообще был в сложных отношениях с сыном. Но недоверие к Луизе де Бертлен испытывал не только он. Оба оставшихся в живых дяди Павла Дмитриевича в один голос твердили о расчётном роде нового брака племянника, хотя имели совершенно иное мировоззрение, нежели Дмитрий Иванович. Опасения на счёт mademoiselle Бертлен высказывал и Александр Петрович Воротынский – дядя Ахматбея по материнской линии, а родной брат первой жены Павла Дмитриевича – князь Владимир Алексеевич Бортянский вовсе рассорился со всем семейством «Ахматов», когда узнал, на ком женится бывший свояк. Что касалось Владимира Александровича, то он предпочитал не лезть в личную жизнь брата, тем более, старшего.
– К Вам князь Павел Дмитриевич Ахматбей, Ваша Светлость – сказал, войдя в кабинет Воротынского, и стукнув каблуком о каблук, Степан Степанович.
– Просите его – ответил князь, выйдя на середину комнаты.
Степан Степанович поклонился и вышел, а через мгновенье в дверях появился Ахматбей. Одетый по моде тех лет, Павел Дмитриевич подошёл к Воротынскому и протянул ему правую руку, на безымянном пальце которого блестело обручальное кольцо, а на среднем – сапфировый перстень:
– С добрым утром, дорогой братец
Воротынский пожал руку Ахматбея, а затем приобнял его, сказав вполголоса на ухо:
– Больше в долг не дам
Павел Дмитриевич рассмеялся:
– Я совсем не по этому поводу, Вова
– В таком случае, тебе удалось меня удивить, Паша – Владимир Александрович жестом пригласил Ахматбея присесть за стол и сам прошёл к своему стулу, больше походившему на трон.
Ахматбей сел, поправив галстук, и положил руки на колени:
– Как живёшь?
Воротынский пристально смотрел в глаза брату, стараясь понять цель неожиданного и раннего визита:
– Слава Богу. А ты?
Ахматбей вздохнул:
– Тружусь в канцелярии. Открываем новый дом презрения слепых. По 200 рублей в месяц получаю. Всё хочу в Диканьку съездить… да то в ведомстве завертят-закрутят, то Лили…
– А чего ты хочешь от меня?
– Ничего. Абсолютно ничего
– Тогда зачем же ты приехал?
Павел Дмитриевич замер, после разгладил усы, положил ногу на ногу и продолжил с явным волнением:
– Видишь ли, недавно мы с Лили устраивали приём в нашем доме на Конногвардейском. Приём был в честь именин Лили. Она же в крещении Анфиса. Там были только близкие друзья и родственники. И представь, меня ограбили!
– Какого это было дня?
– Семнадцатого декабря, в пятницу
– А что украли? – Воротынский заинтересованно подался вперёд.
– Колье Лили, которое я подарил ей за три дня до именин
– Вот как… и что?